Лист на холсте, или Улиточьи рожки
Шрифт:
В тот же момент у монсеньора зазвонил телефон.
— Говори, — выдохнул Себастьен в трубку
— Там Даниэле на страже, видимо, косяк какой-то случился, — прошептал Гаэтано.
Тем временем Себастьен что-то выслушал и опустил руку с телефоном.
— Ланцо, что у тебя?
— Он вылез откуда-то, не из двери дома, а вообще с другой стороны, подошёл к своей машине и открыл дверь! Ну, попытался, ему же там заблокировали. Тогда он открыл какой-то непонятной хренью дверь с другой стороны, и вот сейчас заползает за руль. Если камеры мне не врут, конечно.
— Преследуем, —
Элоиза вздохнуть не успела, как оказалась на очередном облезлом скутере за спиной Себастьена. И они понеслись куда-то узкими улочками — этих закоулков она не знала, и куда они могут вывести, совсем не представляла.
Но лететь сквозь город, обхватив Себастьена руками, было необыкновенно хорошо. Все рабочие проблемы остались где-то там, далеко, и даже о существовании нелюбимого сотрудника она в тот момент позабыла. С Октавио было и вполовину не так захватывающе, но он и ехал не так быстро. А сейчас оставались Себастьен, она и скорость. И этого достаточно.
В общем, она даже не поняла, кого и каким образом они преследовали. Просто в какой-то момент скутер остановился, как вкопанный, и сказка кончилась. Такая вот странная сказка.
Они оказались в каком-то дворе. Десяток разномастных скутеров окружал машину — самую обыкновенную, ничего особенного. Гаэтано спрыгнул на землю, подошел и постучал в окно.
— Открывай, или хуже будет, — сказал он ласковым голосом.
Окно открылось на три пальца.
— Я сейчас вызову полицию! — донеслось оттуда.
— Давай, — промурлыкал Гаэтано. — Очень обяжешь. Сразу же и заявим о краже.
— Какой краже? Вы вообще о чём?
— О том, что красть нехорошо.
— Я, в отличие от вас, ничего ни у кого не крал!
— Конечно, а отчёт о своих реставраторах тебе его высокопреосвященство сам отдал, — хмыкнул Гаэтано. — Лично в руки, не иначе.
— Какой отчёт? Я не знаю, о чём вы! Я ищу свою потерянную собственность, и не знаю ничего ни о каких реставраторах! Это у меня украли ценную картину и спрятали в каком-то вшивом благотворительном фонде! Ну хорошо, уберите пистолет, не у меня, но мне обещали много денег за информацию об этой картине и назвали человека, который мог её дать!
— Элоиза, вы можете уговорить его выйти наружу? Я сам хочу его спросить кое-о-чём, а через щель как-то несподручно, я не настолько продвинут в таких делах, как Гаэтано, мне бы видеть человека, — извиняющимся тоном прошептал ей на ухо Себастьен, но глаза его смеялись.
— Я могу попробовать, — прошептала она в ответ.
Сосредоточилась, попыталась дотянуться мысленно до человека в машине.
Испуган. Ещё бы, окружи её десяток мрачных мужиков на скутерах и с оружием, она бы тоже испугалась.
Про деньги за нахождение картины не врёт — очень боится, что теперь не видать ему этих денег никогда. А сумма для него очень существенная, к тому же, он эту сумму кому-то должен. Почти всю.
И отменно зол на Филиппо Верчезу — что тот не смог сделать всё чисто и где-то засветился с документами.
Элоиза осторожно лишила его воли, заставила разжать пальцы, отпустить руль, в который он вцепился, мимоходом
Вышел. Не слишком молод, её лет, наверное, и был бы симпатичным, если бы так сильно не боялся.
Себастьен спрыгнул на землю, снял и поставил её, строго наказал стоять на месте и не сходить с него, и пошёл к машине.
— Скажите, уважаемый господин Скаполи, что это за картина такая и кто хочет вернуть её таким странным способом, — начал он вкрадчиво.
Господин Скаполи совсем чуть от страха с ума не сошёл, и хотел было юркнуть обратно в машину, но Элоиза легко парализовала ему стопы. А когда он понял, что никуда ему не деться, то поднял голову, глянул нагло и заговорил:
— Ну да, вас много, а я один, и ещё у вас какое-то бесовское оружие, которое заставляет меня делать то, чего я делать не хочу. Но это не отменяет того факта, что картину украли из дома господина Лорана, и продали кардиналу д’Эпиналю, а сейчас реставрируют и, скорее всего, она потом ещё куда-нибудь уйдёт. Господин Лоран хотел сделать всё тихо, но вы сами напросились, и если со мной что-то случится — получите всё, что таким, как вы, причитается. А потом картину всё равно придётся вернуть владельцу, она хранилась в его семье более ста лет, и все об этом знают. И даже если вы сами и не воры, то пособники воров, то есть мало чем от воров отличаетесь! — выдал он под занавес.
— Хорошо, предположим, что вы говорите правду, — начал Себастьен.
Элоиза попыталась мысленно дотянуться до него и подтвердить — да, этот человек говорит правду, но не поняла, преуспела или нет.
— Но скажите, что помешало вашему господину Лорану прийти к его высокопреосвященству и прямо спросить — как к вам попала моя собственность? И если картину украли, то почему в соответствующей среде нет данных о том, что она пропала и разыскивается? — Себастьен говорил мягко, но Элоиза представляла его взгляд и понимала, что выглядит он жутковато.
— Потому, что по условиям завещания картина должна храниться хорошо и не представлять собой лёгкую добычу. И если её украли, то это будет значить, что владелец относился к своему долгу недобросовестно. И другие наследники будут опротестовывать завещание, — тихо проговорил Скаполи. — Поэтому меня наняли для того, чтобы я её нашёл, быстро и без шума.
— Вам всё равно придётся рассказать, кто навёл вас на господина Верчезу.
— Заказчик сразу же назвал это имя и выдал его контакты. Мне не пришлось никого искать, — мрачно сказал Скаполи. — Теперь я думаю, что меня просто подставили вам, а на самом деле всё не так!
У Себастьена снова зазвонил телефон. Он не обратил на это внимания.
— Тогда расскажите о заказчике, — Телефон всё ещё трезвонил, но Себастьен делал вид, что это не у него.
Звонок закончился, но тут же затрезвонило у Гаэтано. Тот ответил.
— Монсеньор, две новости. Первая — проверили ту прекрасную деву, от которой вот этот господин вышел через черный ход. И хотя в городе она называлась Эммой Карбони, но на самолёте сюда прилетела из Марселя как Эмма Лоран. А вторую я вам потом приватно расскажу.