Листопад
Шрифт:
Отца Аркадия накололи на бабе и сребролюбии. Жаден оказался батюшка, потому и получил вторую, неофициальную кличку "Жид".
С отца Аркадия Ковалев расписок не брал, боясь затронуть самолюбие батюшки. Решили полюбовно: раз в неделю беседовать в храме. Без всяких формальностей. Поп не подводил.
– Парфенов уже там, - доложил Резуха, - они сразу выехали, начали работать, пока не выяснилось, что это наш агент. Я только что оттуда.
– А откуда это выяснилось?
– Я сказал. А что, не надо было?
– Съезжу, посмотрю. Автомобиль, конечно, занят?
– Ага, Парфенов на нем и укатил.
–
Штабс-капитан направился к лестнице, но сделав несколько шагов, остановился. Вернулся к выносящим из кладовки книги солдатам, присел и раскрыл словарь Ефрона и Брокгауза на букве "Р". Интересующего слова здесь не было. Ковалев раскрыл на той же букве Даля. Тут также слова не было.
Ковалев вздохнул, положил книгу на место и пошел за шинелью.
Парфенов был невысоким коренастым человеком лет сорока пяти. Близко Ковалев его не знал, но Парфенов нравился ему своей основательностью, неторопливостью. В управлении все звали Парфенова на "вы", а за глаза "стариком".
Он стоял возле ворот храма, задумчиво посасывая трубку, пока подчиненные осматривали окрестности и опрашивали окружающих.
Пробившись сквозь толпу любопытствующих и плачущих старушек, кончиками платков промакивающих слезы, Ковалев поздоровался с ротмистром.
– Здравствуйте, Валерий Иванович. Ну что у нас?
– Здравствуй, Коленька.
– Ротмистр кивнул в сторону храма.
– Твой?
– Мой...
– Угу. Мне твой Резуха сказал, когда примчался, и я сразу за тобой послал. Иди, говорю, обрадуй начальство, - он неторопливо выбил трубку о каблук.
– Осень в этом году поздняя. Середина октября, а как будто сентябрь. И тепло довольно.. Ну пойдем, посмотрим.
Отца Аркадия убили ранним утром прямо в храме тремя выстрелами.
Сява лежал за алтарем, уставив стеклянные глаза в потолок. На черной рясе расплывались три багровых пятна. Рядом лежал подсвечник.
– Убийца вошел в ворота. Видимо, они некоторое время говорили, потом убийца выстрелил. После третьего выстрела он упал. Падая, схватился за подсвечник. Пули откинули его назад, и он ловил равновесие. Стреляли, по всей видимости из нагана, гильз нет. На вскрытии уточним. Кажется, ничего не пропало. Попадье его сообщили. Сейчас будет, вой поднимет.
Ротмистр посмотрел в глаза Ковалеву:
– Кто мог узнать, что он твой?
Штабс-капитан задумался:
– Знали трое. Я, Резуха и Козлов. Больше никто. Практически все контакты, не считая мелких поручений осуществлял лично я.
– Кто мог узнать? Ты прикинь, Коленька. По реализованной информации его могли вычислить?
– Теоретически могли, конечно. Но практически вряд ли. Информация была непрямого действия. А вот для вас... Помните, я вам передавал по налетам и убийству в Тихоновке?
– Так это была от него информация? Полезный человечек был.
– Не могли уголовные его рассчитать?
– Ну не знаю, не знаю, - покачал головой Парфенов, машинально достал трубку, но вспомнив. Что находится в храме, снова сунул трубку в карман. Особо ведь некому рассчитывать. Я ж с ними не церемонюсь, не отпускаю на волю. Дело закрываю и, как правило, в расход. Ты же знаешь, Коленька. Чего их кормить зазря?
– Вы сможете его найти?
– Кого? Убийцу-то? Коленька, я думаю, не совсем
Ковалев молитвенно сложил руки на груди:
– Помогите, Валерий Иванович, век бога буду молить! На мне ж и саботаж, и листовки, и...
– Ладно, ладно. Конечно, все силы я на твоего попа бросать не буду, но если что всплывет попутно, сообщу, без вопросов.
– Возьмитесь, а , Валерий Иванович, а я, чем смогу, тоже поспособствую.
– Угу. Ну тогда набросай мне списочек - кто ходил к попу, с кем он спал, с кем в карты играл, с кем водку пил, кто его не любил, кто мог отомстить за что-нибудь. В общем, все, что знаешь, Коленька. Попробуем узнать что-нибудь через агентуру. Ты через свою, я через свою. Кстати, было бы интересно, как большевистское подполье отреагирует на смерть святого отца. Расскажи.
– Всенепременно, Валерий Иванович. Но по убийствам вы у нас специалист. Шерлок Холмс. Только что на скрипке не играете, - польстил Ковалев.
– Играю, Коленька, играю. И на трубе могу. Не говоря уж о фортепиано.
x x x
"На Руси народ никогда не любил попов. За ханжество, лицемерие, своекорыстие. Не знаю есть ли в какой еще стране столько сказок, анекдотов, выставляющих поповское поголовье в столь неприглядном свете. Даже Пушкин наш, и тот отметился: "Поп - толоконный лоб." Сказка. Народный герой Балда убивает служителя культа. Счастливый веселый конец. Порок наказан. Тремя щелчками. Давно это было. Пистолетов тогда не было. Но были ножи. Так что, в принципе, Балда народный мог и ножичком засапожным попа порезать. С него бы не убыло. А вот сейчас, в гражданскую в отца Аркадия тот же Балда стрелял из нагана. Тоже трижды.
Я очень хорошо представляю себе эту картину. Первый выстрел был несмертельным, ударил в правое легкое. Сяве было больно и страшно. Он зажал горячую рану ладонью. Как там было, Александр Сергеевич? "От первого щелчка прыгнул поп до потолка."
Второй выстрел в живот заставил Сяву согнуться. Отец Аркадий отступил на шаг, но равновесие удержал. "От второго щелчка лишился поп языка."
Третий, смертельный выстрел сбил несчастного Сяву с ног. Еще не понимая, что он умер, настоятель, схватился за подсвечник, пытаясь удержаться. Как там? "А с третьего щелчка вышибло ум у старика." Спасибо за подсказку, Александр Сергеевич. А ведь совсем вышибло, не пожалели старика. Стариков, женщин, детей... Гражданская война - война граждан против граждан.
Интересно, если красные победят, сделают они Пушкина богоборцем и революционером или выбросят на "свалку истории"? Из арапа можно надергать цитат...
Впрочем, попик-то был тоже хорошо. Блядун почище Пушкина. Помню его шалости и любимые игры.
Мы "случайно" накрыли батюшку за его любимым занятием. В церковной пристроечке он развлекался с прихожанкой. Он думал, что с прихожанкой. На самом деле с нашей подставкой.
О любви батюшки к особам противоположного пола я узнал от одной из девочек мадам Желябовой, местной уроженки, хорошо знавшей беспутного попа. Мы подставили даму настоятелю. Внезапно, в самый причинный момент в пристройку ворвался "муж". Нет, не в самый причинный, мы дали батюшке закончить начатое, чтоб не вызвать у него нервный срыв, половую немочь и потерю интереса к жизни. Люди без желаний и интереса к жизни в качестве агентов не годятся.