Литературная Газета 6299 ( № 44 2010)
Шрифт:
Конечно, были у Николая Васильевича и крупные просчёты. Сталин выполнил национал-большевистскую программу лишь частично, её экономическую сторону он отверг вместе с НЭПом. Видно, что Устрялов не ожидал такого крутого поворота, который был вроде бы не слишком логичен и, главное, крайне опасен. Перед ним встал выбор: отказаться вовсе от национал-большевизма или отречься от своей экономической концепции, принять новую революцию, сказав себе: «Верую, ибо абсурдно». Он выбрал второе, не думаю, что исключительно из столь талантливо им воспетого «оппортунизма»: на целостность и мощь главного предмета его забот – государства – Сталин не покушался, а наоборот, всё заметнее демонстрировал великодержавность,
К 1934 г. стало ясно, что, несмотря на чудовищные методы, «великий перелом» не сломил государство, а наоборот, усилил. Какие после этого могли быть у Устрялова разногласия со Сталиным? «Ошибаясь во многом, мы в главном не ошиблись; теперь это ясно как день», – уверенно констатирует он в одном из писем. Возвращение на родину стало естественным, практическим выводом из теоретической установки.
Можно, конечно, считать, что Устрялов капитулировал, предал национал-большевизм, растворившись в официальной советской идеологии. Но с другой стороны, сама эта идеология принципиально изменилась, по крайней мере в национально-государственном аспекте, наиболее волновавшем Николая Васильевича. И в каком-то смысле можно сказать, что это антинациональный и антигосударственный коммунизм капитулировал перед скромным харбинским профессором, восстановив в своих правах «национальную гордость великороссов» и российское имперское сознание.
Ещё в 1925 г. Устрялов принял советское гражданство. 2 июня 1935 г. он с семьёй приезжает в СССР. Сначала всё складывается благополучно: Устрялов – профессор экономической географии в Московском институте инженеров транспорта, его статьи появляются в «Правде» и «Известиях». Но уже 6 июня 1937г. он арестован по липовому обвинению в сотрудничестве с японской разведкой и связи с Тухачевским, а 14сентября того же года приговорён к расстрелу. В тот же день приговор приведён в исполнение. Прах Н.В. Устрялова покоится на кладбище Донского монастыря.
Большие мыслители порой, подобно истинным поэтам, бессознательно предсказывают свою судьбу. «Харбинский одиночка» назвал даже приблизительную дату своих похорон. В 1930 г. он обмолвился в одной из статей: «Лучше ежовые руковицы (курсив мой. – С.С.) отечественной диктатуры, чем бархатные перчатки цивилизованных соседей». Судьба, словно джинн из восточной сказки, послушно выполнила вырвавшееся предсказание…
Вдова Николая Васильевича – Наталья Сергеевна, выйдя из ГУЛАГа, попыталась в 1955–1956 гг. восстановить доброе имя мужа, но ей сообщили, что «основания для опротестовывания приговора отсутствуют». 20сентября 1989г. Пленум Верховного cуда СССР реабилитировал «Устрялова Н.В».
Сегодня можно сказать, что реабилитировано и идейное наследие Устрялова – б'oльшая часть его сочинений была переиздана в начале 2000-х гг., к чему приложил руку и автор этих строк, – в 2003 г. вышел подготовленный мной весьма объёмный сборник устряловских работ под названием «Национал-большевизм», сопровождаемый моей вступительной статьёй «Страстотерпец великодержавия». По прошествии семи лет мне почти нечего добавить к ней принципиально важного в фактологическом плане, но вот по поводу актуальности устряловских идей для нашего времени я чувствую необходимость поспорить с самим собой.
Я и сейчас согласен с тем, что устряловский прогноз эволюции большевизма, с некоторыми важными оговорками, оказался верен. Конечно же, СССР (в особенности СССР послевоенный) никак нельзя назвать осуществлением чаяний классиков социал-демократии, зато Российской империи «первое в мире социалистическое государство» наследовало во многих отношениях. Но вот вопрос: стоит ли русским патриотам по этому поводу особенно восторгаться, как это делал я в упомянутой выше статье?
Основой
Ещё важнее то, что государство – и имперское, и коммунистическое – делало всё возможное для уничтожения у русских даже намёка на институты национального самоуправления. Русские должны подчиняться непосредственно государству, им не положено иного коллективизма, чем тот, который им спускает сверху власть.
В результате трёх веков целенаправленной формовки в этом духе наиболее распространённым типом русского человека сделался абсолютный этатист, который может поистине совершать чудеса трудолюбия, организованности и мужества, но только под чутким руководством строгого начальства. Как только последнее «уходит» – он становится либо апатичным и инфантильным «обломовым», либо хищным и зверино-индивидуалистичным «рвачом». Естественно, при подобной метаморфозе хочется позвать начальство, каким бы оно ни было, поскорее «вернуться». Выходит замкнутый круг.
Устрялов, в общем, соглашался с формулой Ключевского, но принимал её как историческую неизбежность. Тем более что, как ни крути, нельзя сказать, чтобы русские за свои надрывные труды и страдания ничего не получали взамен. Да, гораздо меньше, чем заслуживали, но всё же… Ощущение того, что ты принадлежишь к гражданам великой державы, перед которой «постораниваются и дают ей дорогу» мировые гиганты, – серьёзная психологическая компенсация за домашнюю униженность и бедность.
Катастрофа 90-х неслучайно вызвала интерес к вроде бы прочно забытой и оставшейся навсегда в своей эпохе устряловской публицистике. Очередной «уход» начальства и разверзнувшиеся после этого бездны русского падения, столь талантливо запечатлённые в кинолетописи Алексея Балабанова, снова заставили задуматься о необходимости для России той самой сильной и инициативной государственности, певцом которой был теоретик национал-большевизма. Первые шаги В.В. Путина давали поводы для осторожного оптимизма в этом отношении. Казалось, устряловская схема чётко срабатывает второй раз в русской истории. «Ну да, русские сами собой управлять не могут, мы такие, но вот явился вождь-спаситель, и под его началом мы горы свернём».
Именно в таком настроении я и готовил для издательства «Алгоритм» том избранных сочинений Устрялова. И мой (хотя и очень сдержанный, с множеством оговорок) «пропутинский» посыл был правильно понят многими внимательными читателями. А написал я следующее: «Устрялов, живи он ныне, скорее, был бы «за Путина», чем за нашу маргинальную, выродившуюся оппозицию. Возможно, русские патриоты нуждаются в «смене вех», – большевики вели себя долгое время немногим лучше «демократов»… По крайней мере ясно, что будущее России таится не в краснознамённых колоннах, редеющих год от года, а в том жизненном укладе, который создала новая русская революция… Её Лениным приходится признать Ельцина, кто же будет Сталиным? Метод Устрялова, когда-то безотказно сработавший, может оказаться небесполезным и сегодня. Злободневной продолжает оставаться и идея сильного, инициативного государства, – как ни крути, а ничего у нас без него не ладится…»