Литературная Газета 6299 ( № 44 2010)
Шрифт:
Либеральная братва возненавидела Максимова в последние годы его жизни за убеждённость, что Россию надо спасать не теми методами, которыми норовят. И это сыграло на пользу фильму. В нём о писателе рассказывали только беспристрастно к нему относящиеся люди, а поскольку таких не в избытке, то в основном говорил сам Максимов, и это впечатляло больше, чем даваемые ему в поддержку кадры из художественных фильмов и кинохроники, по преимуществу уже виденные-перевиденные.
Мысли, к которым пришёл Максимов к итогу своей жизни, были высказаны им в фильме. И если недостаточно полно, что обусловлено форматом, то достаточно убедительно, чтобы побудить зрителя
Бездна для позднего Максимова – отнюдь не зловредность политической системы, которая поглощает и уничтожает маленького человека. Как бы тогда было просто! Нет, бездна в душе каждого человека, и, единясь, малые бездны творят одну большую. Но коль так, то легендарный Самсон, разрывающий пасть Льву в фонтанной скульптуре, занят сизифовым трудом: ведь если Лев – символ Зла, так ведь Зло это породил сам Самсон, и вместо Льва объявится другое зло. Примечательно, что настоящая фамилия Максимова – Самсонов, а природное имя, данное ему отцом, пострадавшим за участие в троцкистской оппозиции, – Лев. В честь своего кумира. Отец в этом проявил недюжинную настойчивость: первый, умерший в младенчестве сын, тоже был наречён Львом. Так ведь и Бродский, как было сообщено в одном из фильмов о нём, получил имя в честь Сталина.
Максимов к концу жизни пришёл к выводу, который ошеломил б'oльшую часть эмигрантов его волны. Он высказал с их точки зрения опасную крамолу: «Я всю жизнь на Западе считался крайним антикоммунистом и в самом деле считал, что хуже этого ничего быть не может. Но сейчас, глядя на то, что происходит (не только в России, но и во всём посткоммунистическом мире), я думаю, что может создаться ситуация худшая. Я называю эту ситуацию «криминальным капитализмом».
А вослед ещё определённее: «Я боролся против одной идеологии. Но когда вижу, что с ней более или менее покончено, а разрушение государства, страны, культуры продолжает углубляться, то я теперь часто, скажу вам откровенно, задаю себе вопрос: а стоило ли всё начинать? Если б я знал, что всё так обернётся…»
Этого ему не могли простить ни основная эмигрантская масса, ни те, кто примкнул к ней, не покидая отчего дома. Но о массе у него уже было устоявшееся мнение. В ней преобладали, по его словам, «неудовлетворённые в славе и похоти окололитературные истерички, озлобленные графоманы из числа кандидатов в общемировые гении, ничего не забывшие и ничему не научившиеся «совпатриоты» послевоенных лет, набившие руку на стукачестве, амнистированные советские шпионы, мародёрствующие на переводческой ниве, и дети советских шпионов, на старости лет высасывающие из пальца романы а-ля «рашен клюква».
Но и для либералов домашнего разлива у него отыскались, может, даже избыточно беспощадные слова: «Мне противно слышать от Окуджавы, тридцать с лишним лет бывшего членом КПСС, его новые антикоммунистические манифесты. Сразу хочется спросить: «Чем ты там тридцать лет занимался?» А Борщаговский? Он председательствовал на собрании, которое выгоняло меня из Союза писателей, называя меня «литературным власовцем», а теперь я для него – «красно-коричневый». Трудно спокойно наблюдать, как люди меняются в очередной раз вместе с начальством».
Снова и снова стремится Максимов убедить людей, впадая уже даже в отчаяние, срываясь на аввакумовские тона, в том, что почерпнул в бездне: зло – в самом человеке. И незачем искать в себе достоинств, истошно взывая к Богу,
Единственный способ преодолеть зло – поступать по совести, которая, по Далю, если добрая, то она глазъ Божiй, или гласъ Божiй. Проявление чистоты совести по Максимову – это стремление сплотиться со своей страной не во зле, а в добре. Как и Солженицын, он предпринял в последние годы жизни попытку выработать принципы российского устройства на той почве, на которой пробивались после отмены крепостного права первые побеги будущей демократической России, впоследствии растоптанные. Это почвой была община, с неё, полагает Максимов, осовремененной, и должна возрастать вертикаль общественной структуры.
Может, это утопия, но, во всяком случае, попытка подняться. Необходимая. «Я бы пожелал всем нам подняться, – говорит Максимов. – И посмотреть на себя. Если мы не поднимемся, плохо будет. Пусть на меня опять обрушатся наши великие либеральные мыслители, но мы – великий народ и заслуживаем лучшей участи».
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Виртуоз 38-го дубля
ТелевЕдение
Виртуоз 38-го дубля
ТЕЛЕКОНФУЗ
Олег ПУХНАВЦЕВ
ВЫСОКОЕ И НИЗОСТИ
Премия вручена тому, кто «наиболее полно и ярко воплотил в своей профессиональной деятельности качества, отличавшие всё, что делал на телевидении Владислав Листьев» (из положения о премии).
А вот как определил Леонид Парфёнов эти самые отличающие Листьева качества: «Он нам показывал всем, что нет никакого высокого и низкого телевидения, есть успех и неуспех, а высокий, низкий – такого не бывает, к чёрту подробности, ты делаешь дело, и его принимают, это нужно кому-то, это имеет резонанс – или идите на фиг, смените профессию, сядьте у тёплой батареи в НИИ и не морочьте голову».
Если согласиться с формулировкой лауреата, всё справедливо, награда нашла героя. Как и коллега, Парфёнов – действительно человек дела (бизнесмен). Однако такая оценка наследия Листьева была не очень уместна на вручении премии его имени. Потому что компрометировала.
Казалось, общественность начнёт обсуждать именно этот конфуз, но Леонид Парфёнов подарил ещё один информационный повод – обличительную речь.
Пятнадцать лет прошло после убийства Листьева. За это время Парфёнов и его многочисленные последователи научились извлекать высокий рейтинг из низкого телевидения. Телевидение, на котором форма победила содержание, – заслуга Парфёнова. Телевидение, не более чем «аудиовизуальное обслуживание населения, сервисная организация по продаже информации», – его ноу-хау. Телевидение забавных курьёзов, выхолощенное, пустопорожнее, – это и есть воплощение на практике учения Леонида Геннадьевича.