Литературная Газета 6299 ( № 44 2010)
Шрифт:
Хорошо стоять и слушать
Ветер, птиц и снова лес...
Можно лечь в траву и лёжа
Думать, что ты есть и кто.
Никого здесь не тревожа,
Не вонзаясь ни во что.
Кто, чего, откуда тащит,
Отрешаясь от всего...
Муравей глаза таращит,
Ты таращишь на него.
Божий
Этот воздух голубой
Как последняя граница
Между Богом и тобой.
ГОРНИИ СВЕТЫ*
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Ф. Тютчев
Бьют из облака горнии светы –
Посреди грозовой немоты...
Ангел мой, дай почувствовать, где ты?
Я стою у предвечной черты.
Ангел мой, я нечастый проситель,
Ты меня, белокрылый, прости.
Если ты мой хранитель-спаситель,
Помоги мою душу спасти.
Ей уже на земле не согреться
В отчуждённом гнездовье огня.
Помоги ей на свет опереться
Перед тем, как покинет меня.
____________
* Последнее стихотворение В.П. Дронникова.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Нажимайте правильно
Клуб 12 стульев
Нажимайте правильно
ИРОНИЧЕСКАЯ ПРОЗА
Вошёл в лифт, нажал кнопку, точно помню, «1». А он – бух! Прошиб землю, и я – в аду! Печи везде горят, котлы булькают, черти туда-сюда снуют. Я было опять к лифту, а его – нет. Стена кирпичная, заплесневелая. И что показательно – огонь яркий, печи жаром пышат, а вокруг сыро, с потолка каплет.
Спросил у пробегавшего мимо чёрта:
– Почему с потолка каплет, жарко же?
Сверкнул он алчно глазами, оскалился:
– А то слёзы грешников.
– Я праведник. Почти.
– В канцелярии разберутся, – буркнул он и убежал.
А в канцелярию – очередь. Я притулился сбоку. Первым-то в очереди театральный
– Переписывали классиков, искажая авторскую мысль и потакая низменным вкусам?
– Требование времени… – начал режиссёр, но чёрт перебил:
– Довольно. Вы искажали смысл создателей произведений, и мы исказим.
Взял его паспорт (у них, оказывается, на каждого живущего паспорт заведён), зачеркнул слово «человек», написал «моль» и гостеприимно произнёс:
– Сейчас – в котёл. Помыться, и прошу в новую жизнь.
У меня ноги подкосились. Стал лихорадочно вспоминать – я-то что исказил? Ну, в школе единицу на четвёрку переправил. Но не для себя же старался – для родителей, чтоб не переживали. «Тут я подпадаю под заповедь «Почитай отца с матерью», – успокоил я себя.
В это время следующего вызвали. К столу приблизился человек творческой наружности. Стоит, трясётся, что-то мямлит: «Генплан… пилястры… перспективы развития… фронтон…» «Архитектор», – смекнул я, и даже интересно стало – с ним-то что сделают.
А с ним и того проще получилось.
– Старую городскую застройку уничтожали? – спросил чёрт.
– Современные нормы градостроительства… – пробубнил тот.
– Первоначальный облик здания корёжили?
– Для увеличения объёма…
– И мы увеличим, – сказал чёрт. – У вас, вижу, две ноги. А как вам перспектива стать сороконожкой?
Архитектор – в обморок. Хваткие чертенята отволокли его к котлу.
Передо мной ещё были скульптор («Ну, этого точно в камень превратят, – понял я, – и куда-нибудь на полуостров Таймыр, охладить буйство фантазии») и кинорежиссёр («Этого, наверное, превратят в пенёк и отправят на лесную полянку, потому что он выше пенька жизни не видит»).
Тут подошла очередь писателя. Он и сам чем-то на чёртика похож. Встал к столу боком, заносчиво говорит:
– Я всю жизнь боролся с тоталитаризмом. Мне ненавистна лживость советской власти.
Чёрт потыкал в клавиатуру компьютера, покопался в бумажках на столе, спрашивает:
– Вы Солженицын что ли?
– Нет, я… – говорит писатель и называет другую фамилию.
Чёрт возмутился:
– Какой ты писатель, когда у тебя в карточке судьбы написано «закройщик»! За самовольное присвоение себе звания писателя и введение этим общества в заблуждение…
Здесь телефон зазвонил. Он трубку взял, послушал и произнёс со вздохом: «Ну, если вы просите…»