Литературная Газета 6336 ( № 32 2011)
Шрифт:
Книгой Довлатов мстил за свою журналистскую подёнщину, делавшую его «трубадуром банальности» и едва не погубившую в нём писателя. Тем самым он хотел откреститься от прошлого, а с этой целью – «сжечь трупы» бывшего редактора и других сослуживцев.
Довлатов не любил, когда его называли диссидентом, но и он не избежал в творчестве особого мстительного зломыслия, когда неудачи личной жизни, пороки собственной натуры, нехватка творческих сил списываются на политическую систему, общество, на народ и вымещаются на них. Но отличие Довлатова в том, что он не стыдился сам признаваться в двурушничестве и моральной амбивалентности, был по природе честнее
Это сейчас писательское слово девальвировалось и мало что значит, так что, кажется, и трубы иерихонские не способны пробить глухоту и духовную оцепенелость современного российского общества. Тогда же, при Довлатове, к писателям прислушивались, особо чутко – к идейным противникам.
Да, в эмиграции Довлатов мог говорить и писать всё, что хотел. Но кому это там было нужно? Его читатели остались в России. И потому рождаются у него светлые и горькие строки, после которых закрываешь книгу с печальной любовью:
«Берёзы растут повсюду. Но разве от этого легче? Родина – это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутерброды, завёрнутые в газету. Мелочь из отцовского кармана. Стакан «Агдама» в подворотне… Армейская махорка… нелепые, ужасающие стихи… Рукопись, милиция, ОВИР… Всё, что с нами было, – родина. И всё, что было, останется навсегда».
Довлатов по природе мизантропом, конечно, не был. Ему хотелось понять всякого человека, в том числе и лично ему неприятного. Есть такая попытка и в «Компромиссе» – в комичной сцене с лопнувшими у редактора штанами. В этом месте у автора неожиданно меняется интонация, находятся идущие от сердца слова: «Прореха как бы уравняла нас. Устранила его номенклатурное превосходство. Я убедился, что мы похожи. Завербованные немолодые люди в одинаковых... голубых кальсонах. Я впервые испытал симпатию к Туронку».
Заметил ли Генрих Францевич эти строки? Простил ли после них автора? Или не дошёл до этого места – и сердце остановилось?
Довлатов написал незадолго до своей смерти: «Бог дал мне именно то, о чём я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят».
Геннадий ЛИТВИНЦЕВ
Статья опубликована :
№35 (6336) (2011-09-07) 2
2
/publication/219/
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 6 чел. 12345
Комментарии: 08.09.2011 09:12:36 - Леонид Серафимович Татарин
СВОРА ШАКАЛОВ
Довлатов хорошо вписался в свору, истерично гавкающую на всё советское - Резун, Солженицын, Бродский, Шустер, Сванидзе...
07.09.2011 19:23:32 - Валентин Иванович Колесов пишет:
Автор осмелился. И он прав.
Читал Довлатова с интересом, но спокойно, недопонимал восторга окружающих. Плохо отнесся к его зарубежным текстам: примитивны и даже неумны. А вот эта статья поставила меня на место, перечитывать Довлатова не буду. Я жил вполне нормально в советское время, как и большинство, хотел бы его подправить, подлечить, но не умерщвлять. см "Советский русский"
07.09.2011 17:23:55 - Юрий Алексеевич Марков пишет:
мне интересно
а кем бы был Довлатов сегодня? правозащитником чеченских разбойников? хулителем 70 лет СССР? восторженным поклонником Ходора, Прохора? ну где-то как-то так...
Пубертатное величие
Литература
Пубертатное величие
ВЗАПРАВДУ
Марина КУДИМОВА
Журнал Time Out сделал выбор. Вернее, выборку из 30писателей. Что в этом необычного? Такая «обойма» то и дело публикуется там и сям. Список с годами удручающе однообразен, вариации самые незначительные. Обладатель крепкой памяти может воспроизвести его с закрытыми глазами – новых имён заведомо не обнаружится.
Правда, обозреватели Time Out пошли на дополнительные трудозатраты – разделили реестр на пять частей. Первая «порция» озаглавлена как «Актуальные», или «Пубертатные». Популярный блог «Библиомания» комментирует выбор так: «Выпустившие несколько ярких книг, но ещё не определившиеся до конца ни в своих эстетических предпочтениях, ни в том месте, на которое претендуют». Вторая «закладка» – «мэтры»: те, чей авторитет и влияние на литпроцесс якобы «бесспорны». Третья – «премиальные» авторы. Ну тут и обсуждать нечего.
Четвёртые – «беллетристы» (это которые имеют коммерческий успех). Наконец, пятые – «живые классики»: те, встречаясь с которыми на автограф-сессии, невольно думаешь: «Ёлки-палки, я ж его в школе читал, в институте по нему экзамен сдавал!» В списке фигурирует В. Распутин, что отрадно. Зато В. Маканин или В. Личутин не присутствуют ни в одной из номинаций. По комичности градация напоминает сцену из сказки В. Катаева «Цветик-семицветик», где девочка Женя после эксперимента с одним из лепестков оказывается на Северном полюсе в окружении белых медведей: «Первый – нервный, второй – злой, третий – в берете, четвёртый – потёртый, пятый – помятый…» Медведей, правда, в сказке семь. На столько «пакетов» писателей не хватило – редкий по нашим временам оказался зверь.
Всё это не вышло бы за рамки очередного безуспешного промывания мозгов, если бы не несколько обстоятельств. Первое: список «Форбс», то бишь «Тайм аут», торжественно именуется «Великие писатели нашего времени». Если соотнести это с эпитетом «пубертатный», то есть «подростковый», или «период полового созревания» (в данный сегмент включены Прилепин, Шаргунов, Садулаев, Сенчин, Лорченков, Елизаров и почему-то Кучерская), то невольно всплывает в воображении главная страница одного сайта, на которой, как на стене царя Валтасара, проступают письмена: «В 15лет Даня Шеповалов понял, что он – Последний Великий Писатель».