Литературная Газета 6425 ( № 31 2013)
Шрифт:
А если март всё-таки кончится,
стукни
мне в дверь – и поедем отсюда.
* * *
«Я говорю, устал, устал, отпусти».
Владимир Строчков
У тебя такая штука внутри сидит, а
по утрам она распахивает глаза,
ты ворчишь, отнекиваешься сердито,
мол, отстань, я лёг полчаса назад,
слушай, нет, ну что там тебе, горит?
за окном какая-то дрянь сереет,
с декабря безвылазно январит,
а через неделю зафевралеет.
нет, ну, блин, отвали,
я вообще простужен,
ты
я какого хрена тебе так нужен
среди снежно-ветреной митусни?
А она смеётся, а ей что – дело?
а она тебя подбрасывает – лети,
ну и что тебе ещё остаётся делать,
ты летишь, хотя и орёшь пустить.
Ты летишь, такой бессовестно невесомый,
от тебя начинает глаза слепить,
солнце катит за тобой
пластилиновым колесом и
ты попробуй из него что-нибудь слепить.
У тебя дырявые руки: не остаётся
счастье в них,
зато сквозь пальцы течёт рекой.
У тебя такая штука внутри смеётся
и ни капельки не знает, кто ты такой.
Теги: Современная поэзия , Беларусь , Литературный институт
Храм Василия Блаженного
Екатерина ЮРКЕВИЧ
Родилась в 1986 году. Живёт в городе Ивацевичи Брестской области, выпускница Литературного института им. А.М. Горького (семинар прозы А. Рекемчука).
Поехать в Москву - значит совершить задуманное или случайное паломничество.
Постоять в её пробках, попоститься её сухими слойками, поклониться городу если не с Поклонной, то с Воробьёвых гор. Увидеть нищего, увидеть богатого. Дойти по Тверской, по Большой Ордынке, по Моховой или Театральному проезду до Красной площади. И замереть как вкопанному у храма Василия Блаженного. В этот момент вдруг оживает картинка из детской раскраски – "Собор Василия Блаженного на Красной площади". Три пальца соединяются в щёпоть – так, как держала кисть детская рука, разукрашивая купола. Как же хотелось тогда сделать их разноцветными! Каждую полосу, каждый квадратик на куполе. Человек рисовал, а храм оживал. А когда ребёнок убирал кисть, появлялась маленькая мысль: «Так не может быть». Кисть спорила с этой мыслью: на бумаге собор сиял, торжествовал, преображался.
Но мог ли подумать этот ребёнок, став взрослым, даже увидев московские открытки, даже посмотрев какие-нибудь передачи по телевизору, что этот собор такой и есть, каким он его когда-то создавал. И вот стоит на площади человек с пальцами, сложенными в щепоть, и не помнит себя. Вся фигура его как бы молится на этот храм.
– Сфотографируете меня? – перебивают его.
И он фотографирует, видя в экранчике фотоаппарата счастливого человека на фоне неувядаемого образа красоты.
Слева – Лобное место. Но неужели там?.. «Пожалуйста, пусть оно было мирным, пусть там не казнили», – молит внутренний ребёнок. Человек читает табличку и улыбается, выдыхая.
– Лобное место перенесли, – доносится до него голос экскурсовода, – на старых литографиях оно располагается прямо перед храмом.
«Располагается[?] – думает человек. – Человек предполагает, а Бог располагает. В таком месте
Человек сам удивился этим мыслям. И вдруг ощутил, что стоит в самом центре Москвы. Стоит, и как будто в лицо всей Москве смотрит, а то и всей России. Расписное, весёлое лицо, невиданное. И храм – то ли икона, то ли иконостас, то ли раскраска из райского детства. «Можно ли, – думает, – мне сюда входить? Но касса есть, значит, любому можно».
– Как в центре мира, – поделился он с кем-то рядом.
– Как в Иерусалиме, – кивнули ему в ответ.
Внутри собора неожиданно много комнат. Их сложно назвать залами – небольшие, сводчатые, тесные. Но слышится хор под низкими сводами, и никакого лица России ты уже не знаешь, а молишься в её сердце.
Пока наш человек молится, отвлечёмся от него и представим Вербное воскресенье, белобородого патриарха верхом на лошади и царя, ведущего её под уздцы. Господь входит в иерусалимские ворота; патриарх, ведомый царём, – в Спасские (произносишь, стоя здесь, это слово, и вдруг открывается, что Спасская башня – это не просто часы, а имя Спасителя). Площадь полна людей и вербных веток и преображается в церковь под небесным куполом, Лобное место становится амвоном, а многоглавый храм алтарём.
И сейчас человек пребывает в этом алтаре, где невидимо для него приготовляются Святые Дары, в безмолвном пути: от придела Входа Господня в Иерусалим к Новоиерусалимскому приделу, от места, где он живёт, к Святой земле.
И иностранец, поселившийся на несколько дней в Китай-городе, и гастарбайтер, единственный раз приехавший сюда с окраины, и подросток в наушниках, и школьный учитель, – каждый зашедший в собор Василия Блаженного попадает в тихую музыку его гармонии, окутывается поясом его травных орнаментов и стоит под Покровом Пресвятой Богородицы. Проходя девять церквей этого вселенского сердца, человек исследует собственную душу: её историю, устроение и красоту. А православная красота – это всегда гармония.
Раз собравшись в паломничество, человек продолжает его всю жизнь. Останавливается он в Москве на несколько дней или поселяется насовсем, знает ли он о патриархе на лошади или никогда не слышал о Вербном воскресенье, – собор на Рву сияет ему из сердца Москвы и шлёт благословенье.
Человек выходит из храма Василия Блаженного. Он смотрит через реку на город. Спокойно сияют купола, и слышится, как тихо хранятся мощи в церквях, мерно позвякивают бубенцы на кадилах, чудотворят иконы и дышат древние камни на площади.
Теги: Современная проза , литература
Сын рязанской земли
5 июня 2013 года не стало известного поэта и критика Юрия Михайловича Сапожкова. Сын рязанской земли, свою жизнь он связал с Беларусью. Здесь нашёл хороших и верных друзей, здесь издал почти все свои поэтические книги. Память о Юрии Сапожкове навсегда останется в сердцах всех, кто любит поэзию.