Литературная Газета 6425 ( № 31 2013), Литературная Газета Литературка Газета

Литературная Газета 6425 ( № 31 2013)

на обложку

Литературная Газета Литературка Газета

Шрифт:

Второй обруч – физиология. В те годы уже начиналась тошнота – та самая, о которой через двадцать пять лет после «Петербурга» подробно напишет Сартр. Изучение своих мыслей, своего тела. Физиологическая рефлексия. Николай Аполлонович «часами простаивал перед зеркалом, наблюдая, как растут его уши: они вырастали». Так он понимает, что «всё, что ни есть, есть «отродье»: людей-то и нет; все они – «порождения»; Аполлон Аполлонович – «порождение», неприятная сумма из крови, из кожи: а мясо – потеет; и – портится на тепле». Когда Зоя Захаровна обнимает Липпанченко, тот прежде всего замечает её «пористый нос; поры лоснились потом: несвежая кожа!»

Так начинается тошнота. «И вот тут меня охватила Тошнота, я рухнул на стул, я даже не понимал, где я; вокруг меня медленно кружили все цвета радуги, к горлу подступила рвота. С тех пор Тошнота меня не отпускает, я в её власти», – это Сартр. Белый писал о том же: «Николай Аполлонович – бывают же шалые мысли – представил себе Аполлона Аполлоновича в момент исполнения супружеских отношений; и с новой силой почувствовал знакомую тошноту (так он был зачат)».

Здесь – в этой болезненности, в этом чувстве вины, в тошноте к собственному телу, в бутылках водки, с порошком брома и хинина, в белой горячке, с пьяной проституткой на коленях, под истеричный хохот – в Петербурге начинались дионисийствующие варвары футуристов. Тот же Дудкин занимался теорией «о необходимости разрушать культуру; период изжитого гуманизма закончен; история – выветренный рухляк: наступает период здорового варварства, прибивающийся из народного низа <…>: Александр Иванович проповедовал сожжение библиотек, университетов, музеев, призвание монголов».

Вот что отразилось в зеркале, которое Белый выставил на поребрике Невского проспекта.

Итак. Буддизм, разговоры об экстрасенсах, о загробном мире. Отголоски научных открытий – наиболее любопытных. Жёлтая пресса, выворачивающая чью-то жизнь: пачкающая, зловонная, но всё же соблазнительная. Сумасшедшие, пьянствующие и дионисийствующие… Зачем сейчас, почти сто лет спустя, заглядывать в ту эпоху? К чему вычитывать в «Петербурге» мысли тех обывателей?.. Да потому что ничего не изменилось. Человек остался человеком. Всё, что наполняло сознание тех людей, наполняет и наше сознание. Один к одному. Только вывески другие. И безумие то же, и тошнота та же. И террористы, и наркотики. И буйствующие варвары, под любым предлогом выходящие на улицы, стадионы и начинающие всё громить, поджигать. Убийства, насилие. «Переменчива там череда; а здесь – неизменна». Спиритизм, сатанизм, социализм, буддизм. И ещё тысяча измов , а с ними – папуасы и эшафотные выкрики «Пейте какао Ван-Гутена!».

Всё уже было. Когда понимаешь это, становится легче. Нет, наш мир не падает в яму. Мы не гибнем. Сердца наши не изгнили. Мы не станем студентами Немовецкими, и чёрная бездна нас не поглотит. Всё уже было; а люди выжили; и кажется, стали лучше. «Петербург» Белого пугает чёрным дымом небылиц, но в то же время – успокаивает. Потому что видишь, что сейчас дым этот уже не так крепок, не так губителен. Однажды он развеется вовсе. И свежим воздухом выйдет дышать новый – лучший человек.