Литературная Газета 6489 ( № 47 2014)
Шрифт:
твоих любимых. Уж ты-то знала
о тёмных глубинах
пустынного моря,
там, внутри.
Ты ответила, что любовь
и птицы, а также «быть»
и «дарить» – это одно и то же.
***
И вот ты вываливаешь передо мной
целый ворох клочков и обрывков –
что-то от нашей любви всё-таки уцелело.
Только что с гордо поднятой головой
ты спускалась на улицу,
чтобы подобрать все эти
клочки, лоскутки –
и вдруг среди них, у тебя в ладонях,
словно сама любовь:
маленькая, чудом уцелевшая чёрная птичка.
ОСНОВЫ*
Птица-птица иже на проводах
по-над толщей книжек в плотных рядах
надлежащей наделённая высотой
над погромами-бойнями пустотой-слепотой
ты которой в е домо одиночество мира
видишь роза ветров позаброшена сиро
там где дети уж не играют одеты мраком
то ли дело прежде по глинобитным баракам
все с тобой играли
ты помнишь птица
ты которой на проводах не спится
ты от коей мы алкаем подм о ги
глянь на нас
у тебя есть руки и ноги
и глаза
ты не как мы – ты не такая
научи нас жить ошибкам не потакая
поясни чего ждём мы и как нам быть
научи нас наново говорить
______________
* Молитва-рэп.
***
Света нет в окошке у Сусанны.
Не мелькнёт в стекле ни огонёчка.
Но, наверно же, сидит она где-то
на диване с ногами и читает
толстый-толстый роман,
потому что
ей такие п о сердцу романы.
На зелёном сидит она на диване,
перелистывает книгу за книгой
и неспешно прядь с лица отводит,
только прядь снова падает обратно.
Почему-то вспоминаются струи
и потоками текущие реки.
Света нет в окошке. Дом Сусанны
ни на что на свете не годится,
если света нет в её окошке,
света нет в твоём окне, Сусанна.
Игнасио КАРТАХЕНА, р. 1977,
АЛИКАНТЕ
ТЕНЬ СЕРОГО ВОЛКА
Стайка маленьких улыбок – это тело.
И куда они – за ручку – и откуда?
Как опрятны, как причёсаны умело,
как воспитаны, прилежны – просто чудо!
На косички этих маменькиных дочек
поневоле заглядишься, как бездельник.
Семенят себе, шушукаясь, в рядочек.
Ты –
Я киваю, а глупышки, знай, смеются
и опасности не чуют – вот ошибка!
Самой маленькой, успевшей оглянуться,
достаётся на лету моя улыбка.
ГАРУМ (ПИЩА БОГОВ)
В урне-амфоре твой смуглый прах
смешают с моим.
И тогда на скромном ложе сухой лепёшки
мы вместе станем пищей богов,
в которых никогда прежде не верили.
ГЕРКУЛАНУМ
Под слежавшейся золой закатных лучей
следы последних мгновений:
остов рыбки, косточка от маслины,
лимонная кожура.
Твой голос тепло обволакивает чашу.
В нём – лёгкий осадок хмеля:
– Что она там лает, эта собака,
почему она лает?
ХРОНОС
Вот, мне отдали всё в одном пакете.
Но там – немного. Прочее пропало.
Захочешь – забери. А не захочешь,
я выставлю – кому-то пригодится.
Да, если вдруг часы ещё найдутся,
тебя оповестят: я дал твой номер.
Кто знает, вдруг...
АПОЛЛОН И ДАФНА
Да буду вечно гнаться.
Да будешь вечно мчаться.
Пусть бегство и погоня
друг в друге
растворятся.
Пока ты не споткнёшься о след
мой ненароком
и оба не заметим,
как нас умчит потоком.
РОЖДЕНИЕ ВЕНЕРЫ
...Вот ты возникла, смотришь на меня.
...А я стою
с махровым полотенцем.
(...Тебя вода незримо оплетает
плющом прозрачным, мыльные круги
вокруг теснятся, тают, уплывают.)
– Иди сюда! –
ты говоришь.
– Когда?
– Сейчас.
– Сейчас?
И ты встаёшь из пены.
ГЕФЕСТ
Да, тянет дымом.
Ты и впрямь дымишься.
Ну что ты, я словами не играю.
Похоже, занялось и в самом деле.
Но дыма явно больше, чем огня.
SPHYNX AMATRIX
Прошлой ночью я заключил тебя в тетрадь. Просто не нашёл лучшего места для твоего хрупкого ночного тела. Вот почему у тебя теперь клеточки на бёдрах.
Спираль, сшивающая листки, удерживает тебя в равновесии, но это ненадолго, как и крапинки твоей пыльцы на кончиках моих пальцев. Я никогда не умел управляться с булавками. Словом, всё это весьма недолговечно.