Литературное произведение: Теория художественной целостности

Гиршман Михаил

И самое главное: эта множественность сопоставлений разных ритмических вариаций, соотнесенных с исторически различными типами ритмического движения четырехстопного ямба, и совмещение их в едином полиритмическом движении цикла реализуют и развивают именно пушкинский личностно-родовой принцип организации художественного целого. Ритмическая разноплановость лирического цикла оказывается художественно значимой лишь как один из элементов формы, в которой воплощается многомерность духовного мира человека, его внутренняя разноликость. Целостность поэтического цикла позволяет выявить, сопоставить и объединить разные облики исторически развивающейся личности, лирически выразить диалогические связи и отношения

в субъектном единстве человеческого "я" – поэтому, кстати сказать, вполне возможно соотнесение цикла Блока с традицией стихотворных диалогов.

Формы взаимодействия ритмического единства и многообразия блоковского цикла функционируют в той общей системе воплощения внутрисубъектной сложности и многоплановости, о которой с разных точек зрения писали Л. Я. Гинзбург и Л. И. Тимофеев: "Сочетание единства и множественности было для Блока органическим… Настойчиво и сознательно он стремится охватить противоречивые планы единой структурой трилогии. Многоплановость же внутри этого единства была возможна для Блока и нужна Блоку именно потому, что, строя лирическое "я", он строил личность не только частную, но и эпохальную, обобщенную личность своего современника в полноте и многообразии его духовного опыта. Поэтому разные воплощения блоковского лирического героя существуют не только во временной последовательности, но и в синхронном разрезе; они сосуществуют. И сосуществуют те стилистические начала, носителями которых они являются в поэтической системе Блока" ²³ .

Говоря об особом «многоголосии» Блока, о том, что у этого поэта «в одном лирическом произведении сочетаются различные голоса, неожиданно возникающие и уходящие, спорящие и замолкающие», Тимофеев так определяет новаторскую суть его лирики: "Новизна самого характера… лирического строя, им найденного, объемность… формы раскрытия поэтического духовного мира, передающего всю противоречивость, конфликтность, контрастность жизни и открывающего уже и за пределами блоковского исторического времени возможность воссоздавать слитность и общность человеческих переживаний в единстве своего и чужих "я" – вот в чем состояло открытие Блока в области самой структуры лирического рода" ²⁴ .

Отражаются происходящие перемены и в полиритмической структуре стиха Блока. Вообще, преображение стихотворного текста в поэтический мир происходит здесь на основе воплощения в единстве цикла становления лирического "я", многомерного, внутренне противоречивого, но с тем большей энергией утверждающего и отстаивающего свою цельность.

4

Весь рассмотренный материал позволяет, во-первых, разграничить анализ закономерностей эволюции стихотворного языка и историческую типологию принципов и форм организации художественного произведения, преображающего стихотворный текст в целостный поэтический мир.

Во-вторых, выясняется иерархическая взаимосвязь этих аспектов: именно утверждение новых принципов организации художественного целого играет решающую роль и в происходящих преобразованиях стихотворного языка.

В -третьих, при несомненных преемственных связях всех рассмотренных лирических стихотворений – от Пушкина до Блока, – реализующих личностно-родовой принцип организации поэтического целого, в них существенно изменяется мера завершенности отдельного произведения. Особенно отчетливо эти перемены проявляются у Блока в разнообразных формах подчеркнутой циклизации, перемещающей отдельное произведение на роль составного элемента в более сложной, но однотипной произведению целостности – вплоть до стремления построить все творчество как единое произведение. И что особенно интересно, эта форма расширения границ отдельного произведения часто сочетается

со все более концентрированным выявлением целостности в отдельных элементах: словах-символах, символических деталях, обычно выделяемых различными формами ритмической пунктуации в композиции развертывающегося целого.

В этих как будто бы противоположных процессах можно увидеть уже упоминавшееся своеобразное двуединство синкретизма и синтеза, которое вообще, на мой взгляд, играет очень важную роль в существовании и развитии литературного произведения. Развитие это проявляется, с одной стороны, в выделении и обособлении элементов ранее существовавших художественных единств и превращении их в новое целое, а с другой – в стремлении заключить в эти новые формы прежние цельности, переведя их на роль составных элементов.

Преемственная связь и принципиальные различия жанрового и личностно-родового принципов организации художественного целого также укладываются в эту систему отношений. Личностный мир и выделяется как элемент из жанрового целого, и в то же время включает в себя ранее самостоятельные жанры, трансформируя их в свете нового системообразующего принципа.

Социально-историческим фундаментом этих внутриструктурных процессов в литературном организме является диалектика общечеловеческого, социально-исторического и индивидуально-единичного, которую личностно-родовой принцип организации произведения переводит в систему внутренних связей и отношений составляющих его элементов. В разных формах художественной завершенности воссоздаются многоплановые противоречия и меняющийся масштаб личностного содержания: переплетение и взаимопроникновение процессов индивидуализации и автономизации личности и усложнения ее внутренней структуры, многомерности и раздробленности.

Двуединство синкретизма и синтеза проявляется в развитии художественной целостности не только в преемственных связях разных форм организации целого в литературном процессе, но и в социальном функционировании каждого отдельного произведения на разных этапах общественно-исторического развития.

Авторская позиция, образующая и организующая художественное целое, синкретична по отношению к множеству читательских восприятий, это единство многообразия, которое как бы содержит в себе конкретное множество развертывающихся возможностей приобщения к художественному миру и общения в нем. В этой логике читатель – элемент такого синкретичного авторского единства.

Но, обращаясь к реальной читательской индивидуальности, мы часто сталкиваемся с иной логикой: ведь в процессе восприятия созданное художественное произведение и реализованный в нем авторский замысел раскрываются во взаимосвязи со многими другими характеристиками личности реального читателя, которые никак не могли непосредственно учитываться в конкретном авторском замысле. Характерно замечание Пришвина: «Художественное произведение синтетично в отношении автора и безгранично в отношении читателя: сколько читателей, столько в нем оказывается и планов» ²⁵ . И при учете всех факторов конкретного личностного восприятия читательская реализация может быть представлена как синтез, включающий произведение и автора лишь как один из элементов.

Малоплодотворному обособлению этих позиций может противостоять и здесь обнаруживаемое единство, из которого они развертываются: в нем и автор, и читатель – не элементы, а целые, особые, но не абсолютно обособленные. Их связь – это реализуемая искусством связь людей и времен в развивающейся целостности человеческой жизни, в том «абсолютном движении становления» человека и человеческого мира, о котором как о смысле истории писал К. Маркс ²⁶ . Именно как живущие общей – дарованной друг другу – жизнью, равнодостойные субъекты этого «абсолютного движения становления», этого развития жизненной целостности пребывают в художественном мире автор и читатель.