Ливень в графстве Регенплатц

Анмут Вера

– Ребёнка?! – одновременно воскликнули изумлённые Генрих и Патриция.

– Да. Не знаю, хорошо это или плохо…

– Конечно, хорошо! – заверил Генрих.

– Это замечательно! – обрадовалась Патриция и, подбежав к мужу, крепко обняла его. – У нас родится сын, Генрих. У нас обязательно родится сын!

– Безусловно, это событие замечательное, – проговорил Гойербарг, – но при вашем здоровье…

– С вами мне ничего не страшно, гер Питер.

– Патриция права, – подхватил Генрих. – Ваши знания и мастерство помогут ей. И я прошу вас отныне чаще приходить в замок

и внимательнее следить за здоровьем моей супруги.

– Я бы не смог поступать иначе, ландграф, – с уважительным поклоном ответил Гойербарг.

– А если понадобится, то можете и вообще переехать в Регентропф.

– Если обстоятельства потребуют, то я непременно воспользуюсь вашим приглашением.

– А теперь нам пора идти, – сказал Генрих. – Как ты, Патриция? Сможешь ехать на коне или приказать приготовить тебе паланкин?

Патриция подняла на супруга сверкающие счастьем зелёные глаза.

– Я люблю тебя, Генрих, очень люблю, – нежно произнесла она.

Генрих заглянул в эти глаза и отвернулся. Он способен был разделить радость, но не любовь Патриции. И ему даже стало стыдно за это.

– Я всё-таки велю приготовить для тебя паланкин, – проговорил он и пошёл прочь.

Патриция никогда ещё не была так счастлива. У неё всё получилось, в её чреве зародился сын Генриха, настоящий законный наследник Регенплатца. Эльза проиграла, её отпрыску не будет места в замке, а со временем Патриция сумеет выжить его и из сердца Генриха.

Как и было велено, узнав о беременности, Патриция в тот же день отправила Ханну с этим известием к Хельге. Ведьма передала со служанкой бутылочку со снадобьем, несколько капель которого способны были усмирить острую боль и физические страдания будущей матери. Но Хельга предупредила, что принимать его нужно только в крайних случаях, когда терпеть мучения уже невыносимо, иначе лекарство станет отравой. Это снадобье очень пригодилось Патриции. Иногда действительно боль наступала такая, что хотелось кричать, она пронизывала всё тело, будто калёным железом. Но всего пять капель горького на вкус, но обладающего волшебной силой снадобья, и муки исчезали, уступая место свободе чувств и хорошему настроению.

Лекарь Гойербарг ничего не ведал об этом лекарстве. Патриция не признавалась ему в знакомстве с Хельгой, зная, что тот отнесётся к этому отрицательно. Гойербарг лечил своими методами, применял только свои лекарства, которые приготавливал сам лично. Он добросовестно почти ежедневно приходил в замок Регентропф и тщательно следил за здоровьем молодой ландграфини.

А здоровье её с каждым месяцем ухудшалось всё больше и больше. Ноги опухали, ходить становилось тяжело, чувствовались острые боли в правом боку, и ныла спина, под глазами выступили серые круги. Но мысли о смерти Патрицию не посещали, и это вселяло уверенность, что она всё выдержит и обязательно выживет. Магда Бренденбруг помогала дочери во всём, ухаживала за ней и поддерживала силы. А в конце осени и лекарь Гойербарг переехал в замок. Теперь Патриция, окружённая со всех сторон заботой, больше не сомневалась в благополучном исходе своей беременности. Она успокоилась

и терпеливо ожидала появление на свет сына.

Ахим Штаузенг сел за стол, приготовил перо, чернильницу и открыл домовую книгу, собираясь записать в неё очередные хозяйственные расходы. Но его работу прервали. В кабинет зашёл слуга.

– Пришла знахарка, господин, – сообщил он. – Сказала, что хочет с вами поговорить.

– Пригласи её сюда, – ответил Штаузенг.

Слуга с поклоном удалился, а в кабинет вошла закутанная в широкий чёрный плащ женщина.

– Здравствуй, Хельга, я рад видеть тебя, – приветствовал гостью добрый хозяин и, подойдя к ней, помог снять плащ.

Ахим не кривил душой, произнося эти слова. Он действительно хорошо относился к этой необычной женщине и всегда радушно принимал её в своём доме. Его не волновало, что общество называло Хельгу ведьмой и обходило её стороной, его не заботили косые взгляды соседей на него самого. Для него Хельга была ничуть не хуже, а даже лучше остальных женщин.

– Здравствуй, Ахим, я пришла к тебе с просьбой.

Хельга прошла к камину и протянула к огню озябшие руки. Её голос как всегда был спокоен, движения неторопливы. Генрих отложил плащ на стоящий у стены большой сундук.

– Я весь во внимании, – ответил он, приблизившись к гостье.

– Мне нужна какая-нибудь вещь, ранее принадлежавшая Эльзе. Лучше, если это будет небольшой кулон или браслет.

Ахима эта просьба немного подивила.

– Можно мне узнать для чего?

– Скрывать от тебя мне нечего. Я хочу сделать амулет для Берхарда, который оградил бы его от злых намерений других людей. И вообще от несчастий.

– А разве ему уже что-то угрожает? – забеспокоился Ахим.

– Пока не знаю, но меня одолевают тяжелые предчувствия. Берхарду нужна защита, а лучший защитник для ребёнка – это, конечно, его мать.

– К сожалению, мать Берхарда слишком далеко от него и помочь не сможет.

– Её душа намного ближе, чем мы думаем. Просто надо сделать так, чтобы она всегда была рядом с сыном. Так я могу взглянуть на вещи Эльзы?

– Да, конечно. Сейчас принесу ларец дочери.

Ахим Штаузенг вышел из кабинета и вскоре вернулся, неся в руках небольшой ларец, украшенный искусной серебряной инкрустацией.

– Вот здесь все украшения моей Эльзы. Выбирай.

Ахим поставил ларец на стол и открыл его. Хельга подошла и не спеша стала перебирать вещи. Украшений у Эльзы было много. Сначала отец баловал дочь подарками, а после влюблённый Генрих одаривал драгоценностями свою ненаглядную.

– Вот, какой интересный кулон. Я как-то видела его на Эльзе.

Хельга положила на ладонь золотую цепочку, на которой висела крупная вытянутая в форме капельки жемчужина в золотой оправе. Её гладкая перламутровая поверхность красиво переливалась бледно-голубым и нежно-розовым оттенками.

– Это было её любимым украшением, – сказал Ахим с лёгкой печалью в голосе. – Его подарил ей Генрих. Эльза тогда ещё сказала, что жемчужина эта похожа на каплю дождя, и она вполне могла бы стать семейной реликвией рода Регентропф.