Логово горностаев. Принудительное поселение

Руссо Энцо

Второй вариант — признаться в своих страхах сержанту Брандолину и попросить, чтобы тот отправил его в тюрьму Виченцы. Насчет обвинения можно будет договориться: оскорбление блюстителей закона или тайная отлучка из Фиа… Насколько он помнит, за такое преступление дают от шести месяцев до двух лет. Но, если власти захотят воспользоваться удобным случаем и притворятся, будто не знают, что отлучка-то мнимая, отсидишь в каталажке не один месяц. А тогда Дядюшка Нтони если и не порадуется от души его смерти, получит не меньшее удовольствие от того, что сполна расплатился с врагом! И потом человек

его грозной славы не мог просить помощи и защиты у не раз обманутой им полиции, не потеряв весь свой престиж.

Оставался третий вариант, самый простой, — быть всегда начеку. Не выходить за пределы городка и по возможности находиться среди людей. Ну, а еще надо позвонить Джулии, чтобы она привезла пистолет и патроны. Это — меньшее из зол. Лучше уж получить небольшой срок за незаконное хранение оружия, чем пулю в лоб.

С пистолетом в кармане он плевать хотел на всех наемных убийц, вместе взятых.

— Вам не нравится фасолевый суп? — заботливо спросила вдова Косма.

Она уже оправилась от потрясений этого утра. Лаурета, вернувшись после разговора с доном Джузеппе вконец растерянной, поспешно с ней распрощалась.

— Мы с тобой ненадолго расстанемся, тетя. Да ведь нога у тебя почти зажила, — сказала она. — Знаешь, из-за этой истории со Стефано мне надо на время исчезнуть. Но я все равно как-нибудь дам о себе знать.

И умчалась на своем велосипеде, поминай как звали. Может, поменять место жительства ей посоветовал он, дон Джузеппе, человек осмотрительный и мудрый.

— Суп отменный, донна Мариза, — ответил Паломбелла, сунув в рот ложку, полную фасоли. — Вот только я люблю понаваристее.

Когда он обращался к ней «донна Мариза», вдова раздувалась от счастья, как голубка в любовной истоме. А Паломбелла, чтобы еще больше польстить ей, добавил:

— Я выпил в баре вермута. Отвратительное пойло. До сих пор тяжесть в желудке.

— Ну почему вы упорно ходите в этот трактиришко? — ласково упрекнула его вдова. — У меня стоят целых три бутылки, и все самого лучшего качества.

Она пожирала глазами этого крупного, но такого подвижного мужчину, так не похожего на ее ленивого, болезненного мужа, мир его праху. Когда дон Джузеппе поселился у нее, она попросила Лаурету купить ей «Крестного отца» и буквально проглотила роман Пьюзо, испытывая при этом греховное наслаждение.

— Хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь спокойно и чтобы вам было уютно.

Барон доел суп — эта венетская кухня очень даже недурна, — глянул на вдову своими темными глазами и сказал со вздохом, который она по своей влюбленности истолковала по-своему:

— Я и сам так этого хотел, донна Мариза! Так бы хотел!

30

«Опель-кадет» остановился на автостраде, омытой дождем, в полукилометре от поворота на Фиа-дель-Монте. Человек за рулем, вовсе не худой, как могло показаться на первый взгляд, с грубым лицом, нажал на ручной тормоз — дорога шла под откос — и, повернув маленькую, почти лысую голову, обратился к дружку в белом, заляпанном грязью плаще, сидевшему рядом.

— Микеле, в городке тебе наврали. Паломбелла и не думает отправляться на рыбную ловлю. И если он и удит рыбку, то совсем в другом месте.

Человек

в белом плаще нахмурился. Уже третий день, как они приезжают из Виченцы, еще погруженной в предрассветную тусклую дремоту, и добираются до поворота, откуда начинается каменистая, узкая дорога, по которой они доходят до противоположного края холма, и начинают обшаривать пустынный берег реки. Возвращаются назад замерзшие и злые. Лишь однажды небо прояснилось и появилась надежда обнаружить Паломбеллу с удочкой в руках. Чтоб его холера побрала! Хорошая погода продержалась меньше чем полдня, и снова небо заволокли тучи. Все было за него, даже гнусная природа.

— В каком еще другом месте? — вскипел человек в белом плаще. — Река тут одна, других нет. А может, он, по-твоему, на сеновале рыбу удит? Этот сукин сын, пока мы ни свет ни заря шлепаем тут по грязи, лежит себе, наверно, в постели с красоткой.

Лысый постукал пальцами по рулю. Кольцо с огромным топазом сверкнуло желтыми искрами.

— Микеле, — мягко заметил он, — разве тебе в баре не сказали, что он каждый день примерно в полдень заходит выпить рюмочку аперитива?

Он смотрел на дружка, помаргивая ресницами, как это делают люди близорукие, хотя обладал отличным зрением.

— А не заехать ли нам в городок, припарковать машину у бара и подождать? Едва Паломбелла войдет или выйдет, ухлопаем его на месте и помчимся на предельной скорости по автостраде до самой Виченцы. Там оставим эту нашу машиночку и вернемся в Неаполь. Идет?

Вспыльчивый Микеле притворился, будто напряженно размышляет. Он и сам об этом подумал, но ему нравилось, что приятель с опаской и надеждой смотрит на него, боясь, что еще день придется бродить по грязному, крутому берегу. Микеле поднял воротник плаща и стиснул зубы, отчего челюсть обозначилась куда резче. Теперь он походил на беспощадного бандита, охваченного сомнениями, что всегда так впечатляет зрителей в фильмах о гангстерах и в детективных телесериалах.

— Идет! — наконец согласился он.

Сунул руку в карман плаща и вытащил трубку глушителя.

— Лучше много шума не производить, — объяснил он дружку, который и сам отлично это знал.

— Рядом с баром находится пост карабинеров. Если они выстрелов не услышат, то и не примчатся туда, и мы преспокойно улизнем от погони. — Он вынул из «бардачка» пистолет «беретта» девятого калибра, которым вооружена полиция. Вставив в ствол глушитель, он положил пистолет рядом с собой и взглянул на часы. Без десяти одиннадцать.

— Ну, поехали, — заключил он. — Этот Паломбелла изрядно потрепал мне нервы.

Прежде чем машина тронулась, лысый ощупал под пиджаком, на месте ли револьвер «магнум».

Им обоим надо быть готовыми ко всему. Несколькими годами раньше он встречался с Паломбеллой, и тот вовсе не показался ему беззащитным ягненком.

Они проехали по узкой боковой дороге и выбрались на главную площадь городка. Миновали здание муниципалитета, перед которым стоял старый, задрипанный фургон: ни дать ни взять — военный трофей. За рулем сидел мальчишка лет двенадцати с рыжеватыми волосами. Он делал вид, будто ведет машину и, подражая шуму мотора, гудел — брр, брр, брр.