Локи. Где начинается ложь
Шрифт:
— В тебе есть что-то такое, — сказал ему однажды Тор, — чему люди просто не доверяют.
Но он пытался. Последние несколько лет он посвятил учебе, усердно работая, стараясь стать лучшим солдатом, лучшим колдуном, лучшим принцем, другим человеком — не тем, кого его отец видел предателем Асгарда в Зеркале Божественного Глаза.
Один начинал уставать. Он медленно вставал, жаловался на суставы, засыпал после двух кубков меда — иногда даже за столом, еще до окончания пира. А принцы стали совершеннолетними. Но с каждым прошедшим днем, как бы ни старался Локи, становилось все труднее притворяться, что Один действительно взвешивает возможности, выбирая наследника. Приближался день, когда Один вручит свою корону, и уже было решено, на чьем челе она будет покоиться.
Локи
Но Локи изо дня в день пытался доказать, что он не такой, каким обещало стать его отцу будущее. И теперь он был на Альвхейме, вместе с Тором, по заданию короля — проинформировать ледяных эльфов о ситуации с пропавшими Норнскими камнями и заверить их, что Асгард полностью контролирует ситуацию.
И, по крайней мере, именно Тор совершил первую ошибку.
Принц-генерал Асмунд остановился в дверях, ряды стражников следовали за ним, переглядываясь. Один из стражников с длинными белыми волосами, заплетенными в изящные пряди, опустил руку на рукоять меча, словно его могли лично призвать убить сына Одина.
Асмунд скрестил руки на груди, серебряные нити на его тунике мерцали в зимнем свете. Его волосы были длинными и светлыми, как у Тора, но в то время как у Тора они были цвета солнечного света, у Асмунда они были белокурыми, и казалось, что им не хватает пигмента. Его кожа тоже была белой — такой бледной, что отливала синевой. Кожа всех ледяных эльфов была такой, будто они были выкованы из сердца ледника. Все они, казалось, были созданы из снега, чтобы сливаться с матовым ландшафтом, покрывавшим их родину. Один только вид светловолосого принца-генерала и легкая рябь инея на его лбу заставили Локи острее осознать, как здесь холодно, но как мало он это чувствует. Тор трясся и дрожал, завернувшись в свой отороченный мехом плащ, но Локи не обращал внимания на холод. Любопытно.
Когда Асмунд остановился, явно озадаченный нарушением Тором протокола, Тор воспринял это как приглашение шагнуть вперед, протянув руку для пожатия принцу-генералу.
Локи радостно поморщился. Ошибка номер два — ледяные эльфы не пожимали друг другу руки. Ледяные эльфы по возможности избегали физического контакта, считая даже похлопывание по плечу жестом невыносимой близости.
Асмунд посмотрел на руку Тора, потом на его широкую улыбку и ярко-голубые глаза. Локи ждал, наполовину надеясь, что брат получит пощечину за свою смелость, и наполовину готовый броситься на его защиту, если такое произойдёт. Затем Асмунд осторожно, по одному пальцу за раз, взял Тора за руку. Было заметно, что этот жест ему непривычен, и он лишь выполняет действие, о котором слышал, но никогда не видел сам; но Тор немедленно схватил его за локоть и ударил по спине так сильно, что несколько ледяных кристаллов вылетели из его волос.
— Рад вас видеть, генерал.
И Асмунд улыбнулся.
Локи мог бы поджечь весь мир. Вот он, в глубоком коленопреклоненном поклоне, от которого дрожали мышцы, изучал этикет ледяных эльфов, пока не окосел, готовясь к этому заданию, а Тор насмехался над приличиями, едва не выбив дверь, но принц не потребовал их немедленного удаления. Как Тор умудрялся завоевывать каждого встречного одной лишь улыбкой?
— Добро пожаловать, Тор, сын Одина, — произнес Асмунд, и слова его достигли ушей Локи на Асгардском языке, когда тот перевел их для него. Взгляд Асмунда скользнул через плечо Тора, туда, где Локи все еще кланялся так низко, что почти сливался с полом, и сказал: — И тебе, Принц Одиночка.
Локи стиснул зубы.
— Моё имя Локи.
— Разве я не так сказал? — ответил принц-генерал.
Тор рассмеялся. Локи поморщился. Замечательно, теперь их было двое.
— Мой отец шлет тебе привет, — сказал
— Это честь для нас, — ответил Асмунд.
«Амору бы это позабавило», — подумал Локи. А еще она стала бы называть его Принцем Одиночкой… она бы веселилась, как истеричка. В ее отсутствие он иногда ловил себя на том, что представляет ее рядом с собой, что она скажет и как рассмеется. Она бы сказала: «Забавно, никто не заботился о Норнских камнях, пока они не исчезли. Что имеем — не храним…»
Амора. Он ощущал ее отсутствие каждый день, как песок под кожей, раздражающее зерно, которое терлось о каждую его мысль, каждое заклинание, которое строилось на его пальцах. Где она сейчас? После изгнания она исчезла из поля зрения Хеймдалля. Никто не знал, где она. Возможно, она была мертва. Возможно, Мидгард так быстро истощил ее силы и магию, что она превратилась в ничто. Возможно, она пряталась в каком-нибудь уголке космоса, где те, кто не хотел, чтобы их нашли, укрывали друг друга. Он цеплялся за эту надежду, что когда-нибудь, если его коронуют, он сможет найти ее и вернуть в Асгард в качестве своей колдуньи, как Карнилла при Одине. Это была глупая фантазия, и на то существовал целый список причин: во-первых, у Аморы, скорее всего, не осталось сил. Во-вторых, было крайне маловероятно, что он когда-нибудь станет королем.
Но кем бы он был, если бы Амора не была изгнана? Более сильным колдуном? Лучшим претендентом на трон, с ее знаниями, полученными от Карниллы? Уроки колдовства его матери укрепили его контроль над собственной силой, но она никогда не заставляла его испытывать себя, как это сделала бы Амора. Возможно, он не был бы в Альвхейме; его колени не хрустели бы так громко, когда он выпрямлялся, а Тор не смотрел бы на него так, словно ему было неловко.
— Мы приготовили пир, — сказал Асмунд, поднимая костлявую руку и указывая на коридор позади них.
— Нас послали не пировать с тобой, — ответил Тор. — Только чтобы проинформировать тебя о ситуации…
— Но мы можем поговорить за ужином. Следуй за мной, ты, должно быть, умираешь с голоду. Я настаиваю.
— Мы будем рады присоединиться к вам, — прервал Локи, и когда глаза Асмунда медленно, как ледник, скользнули по его лицу, он снова поклонился, хотя на этот раз не так низко. Он боялся, что никогда не сможет встать, если опустится до самого пола. — С позволения Вашей Светлости.
И Тор, и Асмунд посмотрели на него так, словно он был чем-то, застрявшим у них под ботинком. Локи метафорически вскинул руки и решил отказаться от всего изученного протокола.
Судя по всему, двор ледяных эльфов заботился о хороших манерах лишь выборочно.
Ледяные эльфы подали им двенадцать блюд, каждое из которых было холоднее предыдущего, и разговоры разрешались только между ними, так что единственным звуком во время еды было влажное чавканье, которое полностью разрушило аппетит Локи.
Тор ерзал рядом с ним все это время, поглощая еду, а затем плохо имитировал ожидание, чтобы обсудить дело, за которым они пришли. Сидевший напротив них Асмунд ел медленно, облизывая пальцы и обгрызая кости белоснежных зайцев, которых им подавали свежими и целыми, находя на тарелке все, что можно было поковырять, пока не будет приготовлено следующее блюдо, так что никому не разрешалось произнести ни слова. Даже Локи изо всех сил пытался скрыть свое разочарование из-за этой очевидной задержки. Он уставился в потолок, своды которого были угловатыми и мерцали, как фракталы снежинки, каждый из которых был покрыт синими шарами, излучающими свет, но не тепло. Стены банкетного зала выглядели так, словно с них когда-то капала замерзшая вода, а вокруг их основания были вырезаны сцены из истории Альвхейма.