Локки 6. Потомок бога
Шрифт:
Однако в итоге комиссар вздохнул и произнёс:
— Что ж, у меня к вам больше нет никаких вопросов. Вы можете быть свободны, Громов.
— А у меня к вам есть вопросы, — бросил я, восседая на стуле.
Шилов отреагировал на мои слова тем, что рефлекторно закрыл лицо руками, явно посчитав моё поведение довольно наглым.
— Слушаю, — проронил комиссар, не изменившись в лице.
— А что будет с чучелом, пытавшимся подставить меня? Он, она или оно останется безнаказанным? А что дальше? Всякий начнёт доносить на другого,
Рафаэль Игоревич едва сдержал тяжёлый вздох. Но комиссар пропустил мимо ушей мою дерзость. Лишь кивнул и коротко сказал:
— Поговорю.
Я довольно улыбнулся и вышел из палатки, представ перед зрителями. Козлова среди них уже не было.
— Господа и дамы, я хочу искренне признаться, — мрачно начал я, пробежав взглядом по людям, начавшим подозревать самое страшное. — Я не хаосит. Извините, если кого-то разочаровал.
Весело подмигнув остолбеневшим смертным, я пошёл прочь. И только спустя пару секунд за моей спиной раздались неуверенные смешки.
Ну хоть у кого-то оказалось хорошее чувство юмора. Но, в общем-то, мне было плевать на это. Я был доволен собой. Прошёл проверку комиссара и уговорил его заняться Козловым. Отлично. И ведь барон Грехов, по словам Ангелины, не знает, что их служба жаждет завербовать меня. А потому комиссар воспринимал меня как своего обычного клиента, без какого-то пиетета. Посему вдвойне круто, что я так просто натравил его на Козлова.
На моих устах заиграла улыбка, и именно с ней на губах я прошёл мимо Ангелины, бросив на неё заговорщический взгляд. Она ответила лёгким кивком и миновала меня, одарив цветочным ароматом, идущим от её волос.
Красотка не вмешивалась в расследование комиссара и никому не говорила о бумаге с молитвой хаоситов, которую подбросили мне в походный рюкзак. Ангелина наблюдала за всеми со стороны, делая определённые выводы. Она, как настоящий профессионал, подозревала всех, но, по большей части, конечно, исчезнувшего Козлова.
— Громов! — вдруг громыхнул позади меня злой голос Шилова.
Я обернулся и увидел, как тот чуть ли не бегом мчится ко мне под удивлёнными взглядами солдат, уже начавших сворачивать лагерь. Заскрипели телеги и недовольно заржали лошади. А короткие, рубленые команды вспороли горячий пыльный воздух.
— Слушаю, Рафаэль Игоревич, — улыбнулся я мужчине, раздувающему крылья носа.
— Что ты устроил в палатке барона Грехова?! — прорычал он, схватив меня под локоть и потащив к лошадям. — Тебе нравится рисковать? Ты же ходишь по лезвию ножа! Ты представляешь, что мог сделать комиссар, если бы он оказался более обидчивым человеком?! Ты же вёл себя с ним непозволительно дерзко.
— Да-а? — картинно удивился я. — А мне показалось, что я выказал максимальное почтение с учётом
— Громов, — прошипел мужчина и погрозил мне смуглым пальцем. — Ты в армии, тут тебе не академия. Проявляй уважение к старшим офицерам, особенно такого калибра, как комиссар. Он же самого полковника Соболева может низложить, если заподозрит его в связях с Хаосом.
Я мысленно улыбнулся. Бедняга Шилов даже не догадывался, что я и многих богов-то не уважаю, а тут какие-то смертные, нацепившие на себя погоны и регалии.
Но вслух всё же я кротко сказал:
— Постараюсь смирить свой мятежный дух, Рафаэль Игоревич.
— Эх, ничего ты не смиришь, — тяжело вздохнул Шилов и махнул на меня рукой. — В разведку больше не поедешь. Останешься с полком. Комиссар сказал, что за тобой всё равно нужно приглядывать. Поедешь на повозке с Румянцевым.
— Приказ есть приказ, — изобразил я смирение.
Бывший тренер, ясен пень, не купился на моё лицедейство. Он сокрушённо покачал головой и ушёл к разведчикам.
А я тишком забрал свой кубок-портал и отыскал Румянцева. Он восседал на козлах повозки рядом со смуглым средних лет солдатом в широкополой шляпе. Простолюдин одной рукой держал поводья, а в другой сжимал сухарь, понемногу откусывая от него.
Я присоединился к ним, усевшись третьим на козлы.
Солдат сразу же тряхнул поводьями и крикнул четвёрке понурых лошадей:
— Но-о, пошли, родимые!
Кони послушно потащили за собой заскрипевшую повозку, чьи обитые железом узкие деревянные колёса оставляли в пыли хорошо заметный след.
Румянцев же принялся расспрашивать меня о проверке комиссара, попутно костеря Козлова, полностью уверенный в том, что он-то и набрехал на меня.
— И что ты теперь будешь делать? — спросил Доброслав, выслушав мой рассказ.
— Предоставлю дело профессионалу. Пусть комиссар разговаривает с Козловым, — сказал я, натянув на нижнюю часть лица шейный платок, а то копыта лошадей и едущие впереди телеги поднимали клубы пыли.
— Это правильно, — одобрил здоровяк и с облегчением выдохнул, словно опасался, что я пойду бить рожу Козлову. — Пусть барон Грехов разбирается. А то, знаешь ли, за самоуправство в армии можно легко попасть под трибунал, невзирая ни на какие заслуги. Правильно я говорю, Прохор?
Он ткнул локтем в плечо солдату, и тот едва не слетел с козел.
— Правильно, правильно, господин, — закивал тот, потирая ушибленное здоровяком место.
— Вот видишь, Громов, и Прохор тебе говорит, что правильно, а он уже десяток лет в армии.
— Ну, если уж такой авторитет, как Прохор говорит, то да, значит, верно я поступил.
Румянцев почуял иронию и улыбнулся глазами, после чего перевёл разговор на другую тему.
Так мы и поехали дальше, обсуждая то одно, то другое, а к Козлову не возвращались. Порой и Прохор что-то робко вставлял в нашу беседу.