Лощина

Кристи Агата

Генриетта вскочила с постели.

– Недаром говорят – что-нибудь да забудешь!

Леди Энкейтлл вернулась в свою комнату. Она легла в постель и быстро заснула.

Чайник на газовой плите закипел и продолжал кипеть.

Глава 29

Герда передвинулась ближе к краю кровати и села. Голова болела уже меньше, но она все же не жалела, что не отправилась вместе со всеми на пикник. Было так приятно и почти утешительно хоть немного побыть одной.

Элси, конечно, была очень добра… очень добра…

особенно вначале. Герду убеждали не подниматься рано. Ей приносили завтрак на подносе. Каждый старался усадить ее в самое удобное кресло, поставить под ноги скамеечку, оградить от всех забот.

Все ей сочувствовали из-за Джона. Она с бла-годарностью подчинялась, окруженная этим молчаливым сочувствием. Ей не хотелось ни думать, ни чувствовать, ни вспоминать.

Но с каждым днем она все больше ощущала, что пора снова начинать жить и прийти к какому-то решению. Элси уже начала проявлять признаки нетерпения: «О Герда, не будь так медлительна!»

Все опять стало как раньше… давным-давно, до того, как явился Джон и увез ее. Все они считали ее медлительной и тупой. Джона больше не было, и теперь никто ей не скажет: «Я буду заботиться о тебе».

Голова еще болела, и Герда подумала: «Пожалуй, я приготовлю себе чаю».

Она спустилась на кухню и поставила чайник. Когда он уже почти закипел, раздался звонок в дверь.

У прислуги был выходной день. Герда пошла открывать. Она очень удивилась, увидев щегольской автомобиль Генриетты и саму Генриетту, стоящую у порога.

– Генриетта? Вы? – воскликнула она, отступив назад. – Входите. Сестры и детей нет дома, но…

Генриетта перебила ее:

– Очень хорошо. Я рада. Мне хотелось застать вас одну. Послушайте, Герда, что вы сделали с кобурой?

Герда остановилась. Глаза ее вдруг стали пустыми и непонимающими.

– С кобурой? – переспросила она. Потом открыла дверь справа от холла. – Пройдите сюда. Боюсь, здесь довольно пыльно. У нас сегодня утром не было времени…

Генриетта снова резко перебила ее:

– Послушайте, Герда, вы должны сказать мне. Кроме кобуры, все в порядке… абсолютно! Ничего нет такого, что связывало бы вас с этим делом. Я нашла револьвер там, где вы засунули его в заросли у бассейна, и спрятала его в такое место, куда вы не могли бы спрятать… На нем отпечатки пальцев, которые никогда не будут опознаны. Так что осталась только кобура. Я должна знать, что вы с ней сделали.

Генриетта остановилась, отчаянно молясь, чтобы Герда скорее отреагировала. Она и сама не знала, что заставляло ее действовать с такой поспешностью. Хвоста за машиной не было… Это она проверила. Она выехала по лондонской дороге, залила бензин в бак на станции, упомянув, что направляется в Лондон. Потом чуть дальше свернула на проселок, пока не доехала до главной магистрали, ведущей на юг, к побережью.

Герда продолжала пристально смотреть на нее. «Вот несчастье, – подумала Генриетта, – до чего она медлительна!»

– Если кобура еще у вас, Герда, вы должны дать ее мне. Я от нее как-нибудь избавлюсь. Это единственная вещь, которая связывает вас теперь со смертью Джона.

Кобура у вас?

После долгой паузы Герда медленно кивнула.

– Разве вы не знали, что хранить ее у себя – просто безумие?! – Генриетта с трудом сдерживала нетерпение.

– Я забыла об этом. Она наверху, в моей комнате. Когда полицейский пришел на Харли-стрит, я разрезала кобуру надвое и положила в рабочую сумку вместе с другими кусками кожи.

– Это очень разумно, – заметила Генриетта.

– Я не такая тупая, как все думают. – Она прижала руку к горлу: – Джон… Джон… – Голос ее прервался.

– Я знаю, дорогая, знаю…

– Но вы не можете знать, – возразила Герда. – Джон не был…

Она стояла онемевшая и странно трогательная. Наконец она подняла глаза и посмотрела на Генриетту.

– Все было ложью… Все! Все, что я о нем думала! Я видела его лицо, когда он пошел в тот вечер за этой женщиной. Вероника Крэй! Я, конечно, знала, что он любил ее много лет назад, до того как женился на мне, но я думала, что там все кончилось.

– Там действительно все кончилось, – тихо сказала Генриетта.

Герда покачала головой:

– Нет. Она пришла, притворившись, что не встречалась с Джоном много лет, но я видела его лицо. Он ушел с ней. Я легла в постель. Пыталась читать… Я пыталась читать тот детективный роман, который читал Джон. Он все не возвращался. Наконец я вышла из дома. – Взгляд Герды, казалось, был обращен назад, к той сцене. – Светила луна. Я прошла по дорожке к плавательному бассейну. В павильоне был свет. Они были там… Джон и эта женщина…

Генриетта слабо вскрикнула. Лицо Герды изменилось… ни следа этого вымученного дружелюбия. Оно было неумолимым, безжалостным.

– Я доверяла Джону. Я верила в него, как в Бога. Я думала, он самый благородный человек на свете. Я думала, что он во всем прекрасен и благороден… но это была ложь! Мне ничего не осталось… совсем ничего. Я… я поклонялась Джону!

Генриетта завороженно смотрела на нее. Только что ей открылось то, что рисовало ей ее воображение, то, что она стремилась выразить в дереве. Вот оно – поклонение… слепая преданность, ставшая столь опасной, когда кумир посмел проявить слабость.

– Я не могла этого вынести, – сказала Герда. – Я должна была убить его! Я должна была… Вы понимаете, Генриетта? – Она говорила это обычным, почти дружеским тоном. – И я знала, что должна быть осторожной, потому что полицейские умны. Но я тоже не так глупа, как все привыкли думать! Если вы очень медлительны и не любите болтать, все думают, что вы ничего не понимаете… А вы исподтишка смеетесь над ними! Я была уверена, что никто ничего не узнает, – я прочитала в этом детективе, что полиция может определить, из какого револьвера был произведен выстрел. Как раз в тот день сэр Генри показал мне, как заряжать револьвер и как стрелять. И я решила, что возьму два револьвера. Из одного убью Джона и спрячу его, а все увидят меня с другим револьвером в руках. Вначале решат, будто его убила я, а потом обнаружится, что стреляли из другого оружия, и я окажусь вне подозрений!