Лотерея "Справедливость"
Шрифт:
Залаяли собаки. Где-то недалеко зашумела музыка, заскрипели оконные рамы, заплакали дети.
— Любимый... Моя радость, — улыбалась жалкой, дрожащей улыбкой Соат. — Ты столько мне дал! Я никогда не сумею тебя отблагодарить... Я уже продала всю мебель, я готовлю тебе подарок... Я все продам. Ночью я не сплю, и мне кажется, что мое сердце светится. Я все тебе отдам, любимый...
— Дьявол к ней в гости пришел! — кричала Вера, лупя ладонями по асфальту.
— Любимый... Мой нежный...
Праздник!
Алекс
Он смотрел.
Улица двигалась на него.
Приближались огни; он насчитал двенадцать. Люди, собаки, дети. Из огромных шатающихся труб шумела музыка... Как их, эти трубы? Карнаи... Да, карнаи. Играли карнаи, пели собаки, дети, огни...
— Билл!
Впереди шел Билл. Он танцевал. Двигал руками. На нем был длинный белый хитон. На голове болтался венок из цветов.
— Билл!
Шествие приблизилось к Алексу. Стало видно, что музыканты, карнайчи, тоже в белых хитонах, а к спинам приделаны склеенные из газет крылья. Дети корчили рожи и дергали за эти крылья.
— Что это, а? — спрашивал сзади Славяновед. — Это что?
— Билл, — тихо позвал Алекс.
Шествие замерло.
— Алекс! — закричал Билл. — What a nice surprise…1 Я думал, ты в офисе, а ты...
1 Какой приятный сюрприз! (англ.).
— Билл, что это значит?
— Это мои друзья, Алекс... Познакомься, вот этот, с карнаем, это Ахмад, а вот его брат Юнус... Вот Хашим, величайший повар! У меня сегодня безумно много друзей, Алекс!
Новые друзья Билла кивали и посмеивались. Дымили факелы.
— Билл, что с вами?
— Праздник, Алекс, праздник, конец света. Извините, мне некогда. Сейчас протрубят мои ангелы и вы все поймете...
Ангелы подмигнули друг другу и собрались трубить. Завыла собака.
— Нострадамус, Нострадамус, — подозвал ее Билл и почмокал губами. — Проголодался, бедняга... Дайте ему мяса.
— Шашлык ему дадим, — пообещали в толпе. — Только доллар организуйте, мистер.
— No problem, — сказал Билл. — One, two, three!
Полетели купюры.
— In God we trust! — засмеялся какой-то мальчик и увел собаку.
Алекс подошел к Биллу, пытаясь поймать его глаза. Его халдейские рыбы... Нет, рыбы были на месте. Но только другие. Маленькие безумные рыбки, пляшущие в сетях.
— Билл, я сделал то, что ты просил... — сказал Алекс, глядя в эту пляску.
Бил смотрел на него, пытаясь что-то вспомнить.
Вернулся мальчик, привел другую собаку:
— Мистер, она тоже хочет покушать...
Бил смотрел на Алекса.
Потом вдруг увидел стоящую позади Соат.
И почти не открывая рта, Билл сказал:
— Шлюха.
Блеснули халдейские рыбы... И снова забилась рыбешка.
— Она из
Он плакал. Трубачи скромно смотрели в землю.
Соат спрятала мокрое лицо. Прихрамывая, пошла прочь.
Алекс смотрел, как она уходит.
— Я без греха, — похвастался мальчик с собакой.
— Молодец, — похвалил его Билл и снова засмеялся. — Братья, мы должны грустить. Алекс, зачем вы повесили ваш нос? Смотрите, у него нос висит! У вас лицо мертвой собаки, Алекс. Идемте с нами. Сейчас я закажу для вас что-нибудь нашему оркестру. Маэстро Ахмад...
Вместо трубы в рубашке Алекса заиграл вальс. Звонил нетерпеливый В.Ю.
“Вихрем закружит...”
Бил захлопал в ладоши:
— Гениально! Вот что надо играть. Вальс Судного дня. Подхватывайте, ребята!
Ребята с трубами подхватили; Билл стал кружиться; толпа двинулась.
— Алекс, — кричал в трубке В.Ю. — Что с вами? Алекс, у меня горе... Вы слышите? У меня пропал...
Алекс отключил мобильник. Шествие, покачивая трубами и огнями, двигалось по улице. Вера куда-то исчезла; Славяновед, поискав ее, примкнул к шествию. “Умножися в нашей русской земли иконнаго письма неподобнаго изуграфы, — объяснял он кому-то. — Пишут Спасов образ Еммануила, лице одутловато, уста червонная...” “Класс! Пропессор!” — говорили ему и угощали семечками.
Чуть сбоку от шествия шел человек без пола, возраста и национальности.
Алекс догадался, что это Государство, и подошел к нему.
— Предъявить документы? — спросил его Алекс.
— Бросьте, они у вас все равно фальшивые. Мы настоящих давно уже не выдаем. Столько возни с ними, с настоящими... Ну что у вас там?
— Что с этим человеком? — спросил Алекс, глядя на шествие.
— Откуда я знаю? Я что, добрый доктор Айболит? — нахмурилось Государство. — Уже часа три так ходит.
— Он американец. Вы уже сообщали в посольство?
— Сообщали. Без толку. Свобода вероисповедания, свобода слова. Вот он и ходит на этой... свободе, проповедует.
Подбежали попрошайки, стали дергать за рукав: “Мистер, ван доллар!”
— Уже связались с кем надо, — сказало Государство. — Сейчас херувимы с инъекцией прилетят.
Устало улыбнувшись, Государство растворилось в толпе.
Алекс остался один. Его знобило. Дул слабый, тоскливый ветер.
“А офис остался открытым”, — вспомнил Алекс. Возвращаться не было сил.
Там оставались вещи, его компьютер, какие-то деньги.
Представил, как туда входят эти люди. С расплющенными носами.