Лотос, рожденный в грязи
Шрифт:
– Ты никогда не будешь спорить со мной. Если я сказал сделать так, то именно так и надо сделать, поняла? Забираешь сверток и бегом на электричку, нигде не задерживаясь. Не проходишь в дом, не пьешь чай, не рассказываешь, как я и где я, поняла? Только забираешь сверток.
Инара согласно кивала, а внутри поднимался страх – что же такое будет в том свертке, какие вещи? Но отказать Василию она уже не могла.
В названном Василием поселке она довольно быстро нашла нужный дом, постучала в ворота и, когда мужской голос недовольно спросил, кто там, ответила:
– Скажите,
Калитка в воротах распахнулась, и на пороге появился старик в фуфайке, ватных брюках и обрезанных валенках:
– А ты кто будешь?
Инара слегка растерялась – на случай дополнительных вопросов от хозяина Василий никаких указаний не дал, а говорить что-то от себя она побоялась, потому повторила:
– Так как здоровье Кузьмы Ивановича?
– Жив-здоров, но кашляет, – хмыкнул старик, внимательно разглядывая Инару с головы до ног. – Ну проходи, покалякаем.
Она не поняла значение этого слова, но во двор зайти отказалась:
– Мне ехать нужно.
– Ну жди тогда. – Старик захлопнул калитку, и Инара испугалась, что он вот так уйдет и ничего ей не отдаст, что тогда говорить Василию?
Время шло, Инара уже подпрыгивала на месте, пытаясь разогнать кровь и согреть замерзшие ноги, но тут калитка снова открылась, и старик протянул ей что-то, завернутое в газету.
– Ну держи. Как Король поживает?
– Кто? – спросила Инара, пряча довольно тяжелый сверток в сумку.
– Тот, кто тебя сюда послал.
– А меня никто не посылал, я сама кого хочешь пошлю. – Инара развернулась и бросила: – До свидания, дедушка.
Калитка за спиной оглушительно грохнула, но Инара уже бежала в сторону станции, прикидывая, успеет ли на ближайшую электричку, чтобы не сидеть на вокзале.
Вручая Василию сверток, она ждала, что он похвалит ее, скажет какие-то добрые слова, но он молча взял его и ушел в кухню, велев ей туда не заходить. Когда дверь за ним закрылась, Инара испытала обиду – замерзла. Тряслась в холодной электричке, ехала на такси с вокзала, чтобы быстрее оказаться дома, а ее, как собаку, посадили на место и велели ждать.
Вышел из кухни Василий через полчаса, держа в руках металлический бокс, в которых обычно хранили медицинские инструменты.
– Это я уберу вот сюда. – К полнейшему изумлению Инары, он отодвинул картину, за которой был тайник, открыл его и поставил бокс внутрь. – Залезать туда не смей, поняла? Свое бери, мое не тронь.
Это было сказано таким тоном и сопровождалось таким взглядом, что у Инары еще долго бегали по всему телу мурашки при одном только воспоминании об этой сцене.
Назавтра Василий положил в ее сумку маленький, почти незаметный газетный сверточек и сказал:
– После работы поедешь вот по этому адресу, – он показал ей листок. – Там будет человек, ты его узнаешь сразу – невысокий, в пенсне, лысый. Зовут Моисей Моисеевич. Отдашь ему это, он тебе отдаст деньги. Молча заберешь и уйдешь. Все поняла?
Инара кивнула.
Так и началось. Несколько раз она ездила к Моисею Моисеевичу, оказавшемуся зубным техником, возила ему крошечные свертки, а взамен получала довольно крупные суммы денег, на них
Иногда на Василия что-то накатывало, и он, прижав Инару к себе, шептал ей на ухо:
– Зря я тебя запутал… опасно со мной, ищут меня наверняка. Но ты не бойся, я все сделаю, чтобы из-под удара тебя вывести.
Эти слова Инару пугали, но расспрашивать она не осмеливалась. Она уже давно начала догадываться, что Василий не совсем тот, кем пытается казаться. И властные нотки в голосе, и вот эти постоянные темные личности, к которым она ездила… И то, что в крошечных свертках наверняка золото, добытое незаконным путем, она поняла давно. Каждый раз Инара отчаянно боялась, что ее остановит милиционер, попросит показать сумку и найдет там этот сверточек, и тогда…
Василий, когда она ему об этом рассказала, только посмеялся:
– А чего ему тебя останавливать? Да и сумку шерстить просто так права не имеет. Не боись, Инка, все по уму.
Однажды ночью, мучимая жаждой – стояла страшная жара, даже по ночам температура воздуха опускалась не очень сильно, – Инара проснулась и не обнаружила Василия в кровати. Она встала и направилась в кухню, толкнула дверь и замерла на пороге. Василий сидел за столом, перед ним была разложена какая-то карта, и на нее он при помощи карандаша наносил пометки.
Услышав звук открывшейся двери, Василий медленно поднял голову и окинул Инару тяжелым, страшным взглядом. Ее словно к полу пригвоздило, стояла и не имела сил ни пошевелиться, ни уйти, ни даже вздохнуть.
– Чего тебе? – медленно произнес Василий, вставая, и тут Инаре сделалось совсем страшно – карандаш он сжимал в руке так, как обычно в кино держат нож убийцы перед тем, как нанести жертве удар.
– Вася… Васенька… не надо, пожалуйста… я никому… – Ноги у Инары подкосились, она рухнула на колени, ткнулась лбом в пол.
Василий опустился рядом, погладил по волосам и совершенно другим тоном прошептал:
– Да ты что, дурочка… я ж никогда… кого угодно, только не тебя… не плачь…
Она горько рыдала, уткнувшись в паркет, до тех пор, пока Василий силой не поднял ее, не усадил на колени и не произнес:
– Все, поплакала и хватит. Смотри сюда, – он ткнул пальцем в карту. – Вот тут есть река, видишь? На берегу, вот здесь, старый монастырь – он заброшен, монахов оттуда выкурили после революции, но монастырь сам остался, разрушается потихоньку. Место там глухое, запросто не доберешься. Но в деревеньке, вот тут, живет старик Григорий Кривошеин, он все тамошние места знает как свои пять пальцев. Два сына у него – Гришка да Семка. Сами они из староверов, живут замкнуто. И знает старик место хлебное… – он внимательно посмотрел на переставшую плакать Инару. – Там золота на три жизни хватит, если по уму его добывать.