Ловец
Шрифт:
– Ну пока все, чего я сама достигла, это куча неприятностей, отсутствие даже гроша за душой и неясное будущее.
– Согласна, пока ерунда полная. Но зато ведь сама, – попыталась приободрить меня Марлен.
Поддержка вышла так себе, и мы обе это поняли. Девушка пожала плечами и, не прощаясь, пошла к себе, прихватив кружку с чаем.
Как в воду глядела. Хотя и проснулась рано, а Фло, ссудив мне десяток пенсов на батискаф, заявила, чтобы я поторапливалась… Опоздала. Все равно опоздала.
Когда шагнула в приемную, то молила про себя Престололикого, чтобы Зак меня не узнал, и на всякий случай готовилась отпираться до последнего. И я меньше всего думала о том, что время изменило не только шестилетнюю девчушку, но и тринадцатилетнего пацана родом из детства.
Позор, но я не узнала в этом молодом мужчине знакомого Зака.
Когда я вошла в приемную, у окна стояли двое. Оба – брюнеты. Один, постарше, с выбритыми висками и косой до лопаток, второй, помладше и чуть пониже – с короткой стрижкой.
Обладатель косицы что–то тихо объяснял собеседнику. Тот кривился и шаркал носком ботинка по паркету.
Секретарша же, робкая и нервная еще вчера, бросала в сторону симпатичного любителя выбривать виски взгляды, полные восхищения...
«А Зак мало изменился», – решила я про себя, переминаясь на пороге и разглядывая парня, опустившего глаза долу. Его черные короткие вихры торчали в разные стороны, рукав рубахи был чуть надорван, да и весь вид словно говорил: виноват, исправлюсь. Время летит, но есть вещи неизменные. Например, умение влипать в неприятности.
Закусила губу, желая прогнать мысль о том, что время надо мною может быть столь же милосердно, а потом робко спросила, обращаясь к «провинившемуся»:
–Закриан Дарк?
Вздрогнул отчего–то тот, на кого усиленно косила взглядом секретарша Лариссия. Причем ее взор напоминал таковой у профессионального гурмана, что застыл у витрины с элитным шоколадом.
Юноша же, до этого весьма успешно изображавший раскаявшегося грешника, удивленно округлил глаза.
– Вы Закриан Дарк, мой куратор? – переспросила я, уточняя.
Тот, к кому я обращалась, громко сглотнул, а его собеседник, развернувшись ко мне, насмешливо ответил:
–
А я посмотрела на нынешнего Зака и поняла: попала. Вот если бы сейчас спросили, как я могу охарактеризовать моего друга детства, то мне бы ничего не оставалось, как развести руками и ответить, что я плохо знаю его с хорошей стороны.
Это был лис. Черный лис с грацией матерого хищника, вышедший на охоту. Смуглая кожа, глаза цвета горького шоколада, стройная, пожалуй, даже слегка худощавая фигура. Но самое главное даже не внешность. Обаяние. Обаяние, что оглушает не хуже удара кувалды. Оно-то позволяло удивительным образом сочетать в стоящем передо мною старом знакомце, которого я увидела словно впервые, мальчишескую непосредственность и цепкий взгляд циника.
Лихорадочно попыталась подсчитать: если мне сейчас двадцать один, то ему выходит… Двадцать восемь? Закралась мысль: а не староват ли он для практиканта?
Подумала и сама себе поразилась. Раньше бы у меня подобного вопроса попросту не возникло. Хотя бы оттого, что мне просто незачем было подмечать детали. Спокойная обеспеченная жизнь, когда за тебя все решают. Даже то, когда тебе умереть. Прямо как лабораторной мышке.
Я рассматривала чуть с горбинкой нос, четко очерченные губы и скулы, иссиня–черные волосы, морщинку на переносице… Высокого грациозного мужчину, в красоте которого сквозило что–то дьявольски соблазнительное, загадочное, притягивающее к себе, как магнит. Рассматривала и мыслями была далеко.
До меня медленно доходило осознание: как, смрад раздери, тяжело, оказывается, не обольщаться внешностью. Отчего так сложно думать и решать все самой? Но еще вдвое тяжелее претворять решения в жизнь.
Пауза после вопроса Зака затягивалась, секретарша уже почти влюбленно вздыхала, а я… едва не ответила на это дружеское «Шенни» как привыкла, с соблюдением всех правил этикета. Опомнилась в последний момент и, вместо «Вы правильно полагаете, сэр» и милой улыбки в комплекте, шмыгнула носом.
– Верно, господин, – рукавом утерла несуществующую соплю, переняв этот жест у Тима с Томом.
«Девочка из трущоб не может выражаться как светская барышня», – мысленно одернула я себя, убеждаясь, что во включенных мозгах есть преимущества.
«Господин» от жеста усмехнулся, а вот секретарша осуждающе посмотрела на мою манжету. А когда я протянула ей листки анкеты, и вовсе взяла их кончиками пальцев.