Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели
Шрифт:
— Саймон, — ровным, пристойным английскому коммодору тоном, без русского мата и битья биноклем о планшир, спросил командир «Гибралтара» своего старшего артиллериста, — вы можете объяснить мне, что происходит? — Вопрос был задан после того, как идущий полным ходом и непрерывно стреляющий из всех пушек крейсер содрогнулся от взорвавшегося прямо в адмиральском салоне снаряда. Салон занимал большую часть юта, с выходом на кормовой балкон. Ниже его размещалось отделение резервных электрогенераторов и рулевых машин.
— Боюсь, что нет, сэр. Я уже сказал — неприятельский крейсер
— Какой позор! В мире появилось новое страшное оружие, а британский флот об этом не знает! Зачем мне такой артиллерист? — спросил коммодор, подпрыгнув на мостике от очередного удара снаряда в корму.
— А зачем мне такой командир, который вступает в бой, не зная, с кем, и не понимает, как из него теперь выбраться? — столь же спокойно ответил артиллерист, с некоторым извращенным удовольствием наблюдая, как чужой крейсер под ничего не означающим трансваальским флагом режет крутую встречную волну, каждые полминуты взблескивая четкими залпами. Что эти залпы направлялись в него — ничего, по большому счету, не меняло. Все равно красиво. Хотел бы он сейчас поменяться местами с артиллеристом этого «скаута».
С командиром у них были давние неприязненные отношения, и сказать ему наконец правду перед близкой и очень возможной смертью было приятно. Рванет снаряд на мостике — и все! Дискуссию продолжим там, куда положено попасть по заслугам своим.
— Да вы только посмотрите, Саймон, — словно не заметив грубого выпада подчиненного, вскрикнул теряющий хладнокровие и выдержку командир, указывая рукой с биноклем на «Эклипс». Трансваальский крейсер на какое-то время перенес на него мощь своего огня. Десять или пятнадцать снарядов разорвались в корме и под кормой корабля. У него были целы надстройки, трубы, артиллерия, не осталось только рулей и винтов. Громадную железную коробку идущие от берегов Антарктики валы начали болтать совершенно произвольным образом. «Это» перестало быть военным кораблем, превратилось в несамоходную баржу, оторвавшуюся от буксира.
— Боюсь, сэр, нас ждет то же самое… — обретя на короткий миг дар предвиденья, сказал артиллерист. — Последний шанс — немедленно выходите из боя! Поворот на шестнадцать румбов…
Остальные офицеры на мостике не рисковали вмешиваться в спор начальников, имевших нарукавных нашивок больше, чем у присутствующих, включая старшего помощника. Но многие сочувствовали артиллеристу.
Башенные и казематные орудия «Гибралтара» стреляли со всей возможной скоростью, подняв стволы на предельный угол возвышения. И все равно не доставали до цели. Хуже того, на мостик поступили сообщения, что у трех шестидюймовых пушек правого борта посыпались зубья подъемных механизмов и они полностью вышли из строя.
— Да какая разница, — устало ответил старший артиллерист и выбросил свой бинокль за борт. Этакий джентльменский жест.
— Простите, сэр, — обратился к нему вахтенный штурман, вдруг вообразивший, что в предстоящей ситуации лучше держаться этого офицера, а не командира, — вы заметили, что все вражеские снаряды ложатся исключительно по корме?
— Возьмите сигарету, лейтенант, — достал из кармана портсигар коммандер. — Конечно, заметил. Этого быть не может по любой теории, но это есть. На сто кабельтов снаряды летят, как придется, а здесь — словно в тире…
В
— Машина, что у вас? — бешено заорал в переговорную трубу командир.
— Похоже, оторваны винты, сэр, — донесся искаженный вибрацией голос механика. — Машины пошли вразнос, травим пар, сэр…
— Вот и приплыли, — устало сказал коммодор и вытащил из нагрудного кармана кителя припасенную совсем на другой случай сигару. — Что же это за дьявол?
Он, конечно, имел в виду «Изумруд», завершающий циркуляцию вокруг отряда и уже перешедший на левый крамбол «Гибралтара», приблизившись кабельтов на семьдесят. С этой позиции он мог расстрелять крейсер спокойно, как на траншейном стенде тарелочки.
Но пушки его вдруг замолчали.
С переднего мостика «скаута» заморгал фонарь Ратьера.
— Что еще? — вскинулся коммодор. — Предлагают сдаться? Ни за что! Лучше все тут утонем…
— Гораздо хуже, сэр, — ответил артиллерист, продолжая испытывать наслаждение от того, как унижен его начальник. — Они пишут: «Счастливого плаванья!»
«Изумруд» отрепетовал флагами тот же сигнал, переложил руль на норд и, набирая скорость, пошел догонять успевший затеряться за горизонтом «Ватергюсс».
А британцы остались. В бессмысленном, унизительном и не таком уж безопасном положении. У обоих крейсеров были начисто снесены рули, винты, в кормовые отсеки через пробоины и разошедшиеся швы корпуса обильно поступала вода. Справиться с ней не трудно, экипажи достаточно подготовлены, и все необходимые средства имеются. Потери среди личного состава незначительны — десяток раненых и нескольких убитых.
Но что делать без хода, в нескольких сотнях миль от берега, при отсутствии радиосвязи? Болтаться в океане, ожидая очередного шторма, которому что крейсер, что весельная шлюпка? Или начинать из имеющегося брезента и матросских одеял ладить паруса, способные дать какой-то ход громадине в семь тысяч тонн?
Хорошо позабавился старший лейтенант Владимир Белли, правнук офицера, который привел в восторг самого императора Павла Первого. «Ну, Белли, ты меня удивил, так и я тебя удивлю», — заявил экспансивный царь, возлагая на шею капитан-лейтенанта орден Андрея Первозванного, положенного только генералам и коронованным особам.
Глава тринадцатая
К началу войны британские вооруженные силы значительно уступали бурам численно. В Южной Африке находилась примерно половина запланированного к развертыванию контингента — 24 тысячи солдат и офицеров. В ближайшие недели намечалось прибытие мобилизуемых в Англии 52 тысяч человек при 114 орудиях, сведенных в 28 пехотных батальонов, восемь полков кавалерии, 19 батарей и различные вспомогательные части, инженерные, обозные, санитарные и т. п. В дальнейшем из Метрополии и колоний планировалось переправить еще около 100 тысяч человек. Но это все в перспективе, пока же буры имели почти двойной численный перевес, и англичане могли полагаться только на организованность и тактическое превосходство регулярных войск над добровольческими формированиями неприятеля.