Ловушка для лжепринцессы
Шрифт:
Отвоевать у него дверь можно даже не пытаться — комплекцией он не уступал Мейеру и весил как минимум раза в два больше меня.
— Я не хочу с вами знакомиться! — нахмурилась я. — Вы ведёте себя неприлично.
— Красавица, тебе ничего не угрожает. Разве я смог бы причинить вред такой милашке? — бордовый продолжал стоять в проходе, а Мейера всё не было и не было. — Может, хочешь сбежать со мной? Я буду заботиться о тебе, как о королеве.
Раздевающий взгляд непрошеного гостя прошёлся по моей фигуре, и комната вдруг показалась до неприличия тесной. Дыхание перехватило. Я запнулась о стоящие у входа сапоги и едва не упала, запутавшись в ногах. Бордовый кинулся внутрь
— Мейер! — воскликнула я.
— Лисса, быстро внутрь! — рявкнул он в ответ.
Я испуганно отступила в комнату и потерянно замерла. Он же не убьёт этого бордового?
Додумать мысль не успела: дверь распахнулась, и злющий, как медведь, у которого не срослось с сосной, Мейер за волосы втащил бордового, заломив ему руку за спину.
— Прошу прощения за навязчивость, — сдавленно проговорил незваный гость и тут же был отпущен на волю, для скорейшей встречи с которой Мейер отвесил ему смачного пинка.
Судя по наносимым ударам, у бордового вместо лица должно было остаться кровавое месиво, а у него только глаз заплыл. И вид он имел пусть не цветущий, но явно с жизнью не прощающийся.
— Лисса, ненаглядная, ты не испугалась? — заботливо спросил жених, с хрустом вправляя себе руку.
— Мейер, что с твоей рукой? — сипло ужаснулась я.
— Ничего, сломал, сейчас пройдёт. Главное — ты. Он не успел тебя обидеть?
— Нет. Господи, Мейер, да чёрт бы с ним, что с рукой? Что значит «сейчас пройдёт»? Нужен целитель!
Вилерианец посмотрел несколько удивлённо, а потом успокаивающим тоном проговорил:
— Ненаглядная, я вилерианец. Меня очень сложно убить, разве что голову отрезать. А рука сейчас зарастёт.
Кисть уже светилась бледно-голубым светом, и я постаралась выдохнуть.
— У тебя не будет неприятностей из-за этой драки?
— Нет. Они были бы у него, но на счастье Винраутов мы слишком торопимся, чтобы устраивать разборки прямо сейчас. Но я его запомнил. Он имя своё не говорил?
— Нет, — отрицательно помотала я головой. — Мейер, но как же так?.. Я думала, что ты его убьёшь!
— Лисса, я же не зверь. Обычно к чужим невестам не подходят, но этот какой-то совсем наглый и беспардонный попался. Не обращай внимания, как только мы поженимся, такие проблемы исчезнут сами собой.
Мейер размял кисть, которая уже перестала светиться и выглядела абсолютно обыкновенно — ни опухоли, ни гематомы, ни следов перелома, и подхватил все три наши сумки одной рукой. Второй поддержал меня под локоть, пока я обувалась, а затем положил на талию, когда мы вышли из номера.
При виде седла и конелося, флегматично жующего какую-то соломину, захотелось закатить истерику, но я покорно позволила усадить себя верхом, поплотнее завязала капюшон, чтобы не поддувало, и натянула на руки перчатки. Нам предстоял неимоверно длинный, бесконечный день, и я заранее чувствовала себя уставшей и вымотанной до предела. Так сказать, предвосхищала грядущие тяготы и лишения. Заметив мою скисшую мину, Мейер нежно коснулся пальцами щеки и поделился силой. Стало полегче, но настроения не прибавилось. Я вообще чувствовала себя так, будто вот-вот заболею.
Мы выехали с территории постоялого двора затемно и двинулись по заснеженному тракту. Метель практически утихла, и стало заметно холоднее. Из носов конелосей вырывались
Я думала, что с рассветом станет легче. Ошибалась, конечно. Клонило в сон, саднило кожу на заднице и между ног, сводило мышцы, ныла поясница, а внутри всё настолько перетряслось, что у меня там уже был смузи из требухи, а не органы. Рука Мейера на животе поддерживала и придавала сил, но к обеду я готова была выть, орать, топать ногами и кататься в истерике по снегу (но, чур, только по обочине, где не успели пройтись конелоси).
Но меня опередили. Одна из девушек принялась плакать, следом за ней вторая, и вскоре многие стали подвывать, а наша процессия стала больше походить на похороны, чем на воинский отряд. И так как хоронить, кроме навоза, было решительно нечего, то похороны получались несколько сомнительной трагичности.
Вилерианцы растерянно переглядывались, а те, у чьих пар сдали нервы, изо всех сил пытались успокоить вверенных им ревущих переселенок, но от утешений градус истерик только повышался.
— Девушки! — громко позвала я. — Вы же понимаете, что чем дольше вы стенаете и рыдаете здесь, тем медленнее мы приближаемся к дому? Соберитесь. Вы все — сильные личности, и это не первое выпавшее вам испытание. И не последнее. Нам всем плохо, но продержаться осталось недолго. Вот доедем до клана — и не будем вылезать из постелей до лета!
Кто-то хихикнул, Мейер улыбнулся и стиснул меня в объятии.
Настроение в отряде чуть улучшилось, переселенки зашмыгали носами. Не повеселели, конечно, но немного собрались с силами. До вечера мы сделали всего две короткие остановки, и после каждой садиться обратно в седло было всё сложнее и сложнее.
Я мысленно проклинала снег, конелосей, зиму, лес, дорогу, навоз, холод, седло и особенно — Лалиссу Гленнвайсскую. Думаю, где-то под сиреневым небом Таланна она сейчас яростно икала и прикладывала лёд к горящим ушам.
Единственным, на кого я злиться решительно не могла, был Мейер. Он делился силой, помогал пересаживаться, крепко держал и шептал на ухо какую-то успокаивающую ерунду, в смысл которой я не вникала. Хватало размеренного басовитого гудения над ухом, словно стая диких шмелей вдруг решила поделиться со мной историями из детства.
Каждый раз, когда впереди показывался замок, я с надеждой ждала, что в нём закончится наше пыткошествие, но оно всё длилось и длилось.
В конце концов к вечеру я задремала, сидя в седле боком. Мейер держал меня обеими руками, а конелось шёл сам, на морально-волевых. Ему, бедному, тоже не терпелось оказаться в стойле. С нашим отрядом двигалась ещё целая стая эльгов, уведённых у зелёных, так что всадники периодически меняли животных на менее усталых.
Наконец, измученные и утомлённые до невозможности, мы перешли широкую замёрзшую реку по огромному мосту и добрались до поселения на холме, обнесённого могучими стенами. За ними прятались сотни особняков, один из которых оказался домом родителей Мейера.
Сняв с конелося, вилерианец внёс обессиленную меня в просторный вестибюль. К нам навстречу вышли домочадцы: пожилая пара и трое похожих на Мейера молодых парней от четырнадцати до восемнадцати лет на вид. Отец Мейера — импозантный мужчина под пятьдесят с едва заметным секвином на лбу — широко нам улыбнулся. Мать семейства, холёная моложавая дама с идеально гладким строгим лицом, сначала окинула меня оценивающим взглядом, но тут же поспешила показать радушие.