Ловушка для «Осьминога»
Шрифт:
– Учитесь искусству находиться среди людей и быть при этом невидимым, – поучающе сказал он. – Зачем вы поторопились купить модный автомобиль да еще такой окраски? Наблюдая за вами даже короткое время, я пришел к выводу, что вы пижон, Цезарь. А это качество крайне губительно для разведчика.
Август Эккерман хотел было возразить, открыл даже рот, но тут же счел за лучшее промолчать. Омар, от которого веяло жесткой непререкаемостью, подавлял его, Цезарь попросту боялся прибывшего в Таллинн эмиссара, наделенного широкими полномочиями.
– Значит, тех двоих уже взяли, –
– Стараются, – неуверенно ответил Август Эккерман. – К сожалению, об этих фактах сообщили местные газеты, поэтому раздувать эти истории сложно, мало горючего материала.
– Организуйте что-нибудь посолиднее! Деньги вам платят за дело, и деньги хорошие. Надо их отрабатывать. Цезарь… Что с капитаном сейнера?
– Сам он на это не пойдет, но взять меня с собой на рыбалку, когда пойдет лосось и судно будет в подходящем для нас районе промысла, обещал. Но сейчас…
– Сейчас вам и некуда подаваться, – резко оборвал Эккермана представитель «Осьминога». – Надо сначала завершить «Семейные каникулы». Результаты пока жидковаты. Вы двинули в ход информацию о том, что в Финском заливе будут добывать нефть, которая может отравить эстонское побережье?
– Слух распустили, – сказал Эккерман. – Уже поступают сведения по ответной реакции. Одни не верят, но возмущаются, другие верят и… тоже возмущаются. И мне кажется…
– Что вам кажется?! Говорите!
– Там, – Эккерман неопределенно покрутил рукой под крышей «Жигули», – не совсем продумали исходный посыл. Боюсь, что такая сплетня сработает не в нашу пользу – она консолидирует народ, заставит его обратиться к властям с протестом. А поскольку власти ничего подобного делать не собирались, по законам психологической конвергенции единение толпы и верхов лишь усилится.
– Наверное, вы правы, черт возьми… Отсюда обстановка выглядит несколько иной, чем она представляется нашим мозгоедам в Лэнгли и Ухгуилласуне. Впрочем, слух о нефти сочинен так сказать с учебными целями – для изучения самого процесса динамики и диффузии сплетен. По тем данным, которые мы здесь собираем, кто-то в управлении подрывных действий напишет секретные диссертации. Но это не наша забота, Цезарь. Что с яхт-клубом?
– Выявлены недовольные среди спортсменов. Но мотивы пустяковые. Одного оставили в запасной команде на международных соревнованиях, другому не дали квартиру в престижном доме, третий был отстранен от участия в регате «Голубая лента» за пьянку накануне. Пока все…
– Работайте с этим народом! – приказал Омар. – Растравливайте их обиду, хоть она и мелка, смехотворна. Действуйте на самолюбие, разжигайте тщеславие, ищите комплексы, через которые можно управлять их поведением… Такие неустойчивые люди с искаженным, завышенным представлением о себе – наш золотой фонд, мистер профессор!
– Я только доцент, – скромно улыбнулся Август Эккерман.
– В Штатах вы будете профессором, – заверил его Омар. – И к тому же с хорошим счетом в банке… Если эти трое угонят в Швецию яхту, такое событие оправдает все ваше пребывание в Таллинне в качестве нашего человека. Помните об
– Вполне, – ответил Эккерман. – Подойдет вам амплуа журналиста?
– Лучшего не надо. Я пробовал себя в этом качестве в Чили и в Анголе. Правда, представлял, конечно, не советскую прессу.
– Тогда все в порядке. Я познакомлю вас со всеми тремя поочередно, а потом придумаем, как их собрать вместе.
– Идет, – согласился Омар. – Кстати, давно собираюсь вас спросить… Как мой эстонский?
– Вполне приемлем. Но ощущается акцент… Будто эстонский не ваш родной язык. Так говорят финны, умеющие объясняться по-нашему.
– Язык-то родной, но… Для тех ребят, если спросят, я эстонец, но родившийся на Урале. Мне известно, что там есть переселенцы давнишнего времени.
– Как вы захотите объяснить, так и будет, – с готовностью согласился Август Эккерман. – Считаете затею с яхтой перспективной?
– Она обязана быть таковой. Иначе грош нам цена. В конце концов профессионалы должны показывать высокий класс. А мы с вами, Цезарь, отнюдь не дилетанты. – Рокко Лобстер рассмеялся и хлопнул Эккермана по плечу. – Все будет о'кэй, товарищ шпион, – по-русски сказал он. – Надо только держать хвост пистолетом и не прятать пистолет под хвост… И радуйтесь, что обстоятельства пока не требуют от нас мокрых дел.
– А разве такое возможно?
– Возможно все, – резко закончил эмиссар «Осьминога». – Не исключено, что через полчаса возникнет необходимость отправить вас на тот свет и воспользоваться этой пижонской машиной во имя высшей цели.
Август Эккерман поежился.
– Ладно вам, – усмехнулся Омар. – Это из сферы черного юмора… Едем в город, с удовольствием выпью чашку кофе в Томп-баре.
– Я угощаю, – облегченно вздохнул Эккерман, включил зажигание, выжал сцепление и тронул с места красное «зубило» – как прозвали в народе новую модель «Жигулей».
Едва автомобиль вырулил со стоянки, из дверей аэропорта вышли двое туристов с рюкзаками. Они подошли к такси, у которого скучал водитель, сами сунули вещи в багажник, нырнули на заднее сиденье, и салатовая «Волга» резво отправилась в Таллинн.
Август Эккерман быстро, но аккуратно вел «Жигули», старался выбросить из головы шутливый намек Рокко Лобстера, которого он знал как Пауля Вареса, и думал о том, что Платон был прав, когда утверждал в «Федоне», что не только большое само по себе никогда не согласится быть одновременно и большим и малым, но и большое в нас никогда не пустит и не примет малого, не пожелает оказаться ниже другого.
«Но в таком случае одно из двух, – размышлял Август Эккерман, пытаясь абстрактными философскими категориями заслониться от реального зла, которое воплощал сидевший рядом спутник. – Либо большое отступает и бежит, когда приблизится его противник – малое, либо гибнет, когда противник подойдет вплотную…»
Такси салатного цвета, которое двигалось в отдалении, обогнало их перед Таллинном и свернуло направо.
Ни водитель красных «Жигулей», ни его пассажир не обратили на это обстоятельство никакого внимания.