Ловушка для потерянной души

Герцик Ксения

– - За похищение и угрозу жизни будущего императоры вы и ваш пособник приговариваетесь к смерти, - продолжал голос. Арри снова растворился в темноте коридора. Его силуэт закрыла черная тень, потащила прочь от решетки. Шаги все тише, стук сердца все громче.

Не понимаю слов. А человек все стоит, говорит что-то. Его слова эхом разносятся по камере, теряются в коридоре. Все слушаю удаляющиеся шаги. Маленькая искорка тепла, что совсем недавно залетела внутрь, медленно догорает. Темнеет, трескается, распадается ледяным пеплом. Его подхватывает злой ветер, уносит все дальше, глубже. Царапает душу.

Жестокие слова приговора бьют словно камни. Бросаюсь на решетку, кричу, зову его. Снова

удары в грудь от безликого стражника и боль. Продолжаю звать. Срываю голос, хриплю, цепляюсь за холодные прутья. Зову до тех пор, пока сил не осталось. Лишь собственное булькающее дыхание, переходящее в хрип и темнота. В этот раз вовремя.

Салих. Торговец мыслями.

Свободный человек, н е имеющий ранга.

Темная ночь кружит над городом, укутывает улицы густым туманом, давит дождем на плечи, заставляя опускать голову все ниже. Пустые коридоры улиц пугают подворотнями, где словно живут чудовища, прячутся в кучах мусора, притаились в глубоких канавах. Скалят обломанные зубы ржавые решетки старых оград, зовут в свои темные дебри заброшенные сады.

Мимо призраками проплывают отряды стражи. Кутаются в тонкие плащи, что бугрятся неровными комками свалявшегося меха внутри, того и гляди развалятся, упадут кучей гнилого тряпья. От взгляда на них самому становится холодно. Стою, как попрошайка, с нетерпением поглядываю на двери, жмусь к грязной стене, отгородился от мира пятеркой верных воинов. С ними спокойнее, а то местная стража не лучше бандитов. Жалкие остатки людей с пустыми душами и жадными взглядами. Так всегда бывает. Идеалы умирают от нападок времени, незаметно гниют в сточных канавах. Когда уже не способны накормить. Горячность юности проходит, разбивается об острые края жизни. Вот и становятся смелые воины настоящими шавками. Сбиваются в стаи себе подобных и снуют по городу, ищу где бы поживиться. Ненавидят весь мир за то, что кто-то оказался умнее. Не погнался за глупыми идеями о бесполезном геройстве, а думал о будущем. Теперь они, воплотившие свою мечту, прячутся за одинаковыми серыми доспехами, скалятся на мир. И завидуют.

С протяжным скрипом отворилась, обитая железом дверь тюрьмы. В лицо пахнуло затхлостью подвалов, запахом разложения и старых бумаг. Заплясали неясные тени в узком коридоре. На мокрую мостовую с неприятным чавкающим звуком упали две тени, расползлись по земле, лишь отдаленно напоминая человеческие фигуры.

– - Точно они?
– на секунду задерживаю объемный кошель, не отдаю в жадные, чуть подрагивающие с перепою руки стражника.

– - Да они, они, - кивает он, вытирая вспотевшие ладони о мундир. Оглядывается, боясь быть замеченным. Точно, как запуганная шавка. Вдруг, набегут свои же, набросятся, разорвут на клочки за желанную добычу. Словно неделю голодавшие нищие за корку хлеба.

– - Берите их, - киваю своим людям. Лишь пятеро осталось от того десятка, что недавно ушел с миссаром.

– - Не заметят?
– с сожалением передаю деньги. Всегда неохотно с ними расстаюсь, но все же обычно не так обидно. Золото должно уходить к тем, кто его достоин. А тут, чувство, словно на помойку выбрасываю.

– - Много похожих людей в этих подвалах, много бумаг и неразберихи.
– пожимает плечами стражник, кутаясь в тонкий плащ. Прячет увесистый кошель в оттянутом кармане со множеством заплат.

Что ж, игра началась, господин миссар. Не я затеял эту партию, но теперь цена выигрыша -- моя жизнь. Она покажется вам не такой ценной в сравнении с вашими секретами. Тайны, они ближе к телу и бьют

больнее всего. А уж как ими пользоваться я за много лет научился лучше других. У меня был лишь один учитель -- жизнь и учит она так, что понимаешь все с первого раза.

Никто.

Странная в этот раз темнота, будто живая, касается тела холодным сквозняком, редкими ледяными каплями. Будто шевелится, подобралась ближе и теперь давит на шею толстыми стальными пальцами. Пол задрожал, подпрыгнул под спиной. Зазвенели невидимые цепи. Странный сон, будто наяву. Заскрипели под ожившим полом колеса, все быстрее и быстрее подскакивая на неровной дороге. Сажусь с трудом, хватаюсь руками за горло, где по-прежнему давит что-то. Царапает, не дает нормально дышать, тянет вниз, заставляет склонить голову. Ошейник. Тяжелый, неровный, крепко держит, тянется толстая цепь, прикованная к холодному полу.

Шарю руками вокруг, ползаю по кругу, пытаюсь хоть что-то понять. Постепенно темнота рассеивается, тонкие лучики серого света прорываются внутрь сквозь щели в стенах, царапают грязный пол. Мир вокруг оживает. Громкие крики сливаются в один неровный шум, заставляют морщиться. Распутываю цепь, что окрутила тело, встаю, покачиваясь в такт повозке, подхожу к стене, цепляюсь о прутья решетки, покрывает стенки изнутри. Прижимаюсь к ней щекой, подглядываю в узкую щель, что пропускает тусклый свет. Мелькают серые силуэты людей, вся площадь заполнена ими. Толкаются, дерутся, ждут чего-то, поглядывая на высокий потемневший от постоянных дождей деревянный помост. Высятся на нем кривые палки, наскоро сколоченные в причудливые загогулины. Суетятся люди, привязывают к ним веревки, затягивают узлы, проверяют на прочность.

Гул толпы стих, будто и не было. Сотни внимательных глаз устремились на сцену. Выжидающе тянут шеи те, кто стоит в задних рядах, проталкиваются вперед дети, протискиваются сквозь плотные ряды. Несмело ступая, на помост вышли двое в окружении стражи. Шарят ногами по доскам, проверяют его на прочность, не видят ничего под плотной тканью накинутых на головы мешков, вздрагивают, шарахаются от тычков копий. Стражники нервно дергают за веревки, что пережимают руки пленников, тянут в сторону загогулин. Что-то неуловимо знакомое в этих двух фигурах. Смотрю внимательно, вспоминаю, но голова кружиться, опять пятна плавают перед глазами. А повозка уносит меня все дальше, стремясь скрыться за домами.

Пол снова вздрогнул, выбивая опору из-под ног. Послышался чей-то недовольный крик совсем рядом, за стеной. Падаю, ударяясь лбом о холодную решетку. Почему-то мне важно увидеть то, что сейчас происходит на площади. Снова поднимаюсь, цепляюсь пальцами за прутья, помогая себе встать.

Ищу взглядом помост, сквозь узкую щель между досок. Скольжу взглядом по толпе. Арри. Замираю, впиваясь взглядом в знакомую, маленькую издали фигурку, что сидит на высоком кресле у самого помоста. Рядом черной тенью нависает та фигура из подвала с ледяным голосом. Миссар. Крепко держит Арри за голову, не дает отвести взгляд в сторону, заставляет смотреть на пленников. Их подвели к виселицам, поставили на хлипкие трехлапые табуреты.

Странные петли качаются на ветру, задевают ткань мешков, что скрывают лица, будто торопятся скорее обвить их шеи. Толпа вновь ожила. Затопала, закричала. Стражники накинули петли на головы пленников, затянули узлы и отошли на шаг, любуюсь ликующей толпой. Сжалось сердце, застучало с новой силой в ушах, перебивает крики толпы. Мотаю головой, но не отхожу. Знаю, что это смерть. Она близко, стоит за спинами этих двоих, приняла облик стражников и теперь выжидает, потирает руки в предвкушении своей добычи.