Ловушка
Шрифт:
— Ты не хочешь быть отцом — что ж, считай, это твой выход. А теперь убирайся.
Заставляю себя смотреть ему в глаза, когда говорю с ним. И в наступившей тишине, я молюсь, чтобы он что-нибудь сказал — например, что заберёт ужасные слова, сказанные мне.
Но Митч этого не делает. С потяжелевшим взглядом он что-то неслышно бормочет и проходит мимо меня. Вскоре моё дыхание переходит в мелкие судорожные вздохи, потом — в икоту. Я неспешно сползаю вниз, пока мои ягодицы не ударяются об пол. К тому времени я неудержимо рыдаю,
Глава седьмая.
Не знаю, как мне удалось пережить следующую неделю. Я по-прежнему думала, что Митч позвонит или зайдёт и извинится.
Но ничего. Ни звонка, ни сообщения. Ни единого слова.
Моя мама изображала Швейцарию с тех пор, как я рассказала ей о нашей последней драме. И пусть всё выглядит так, будто Митч бросил меня — что я всё ещё пытаюсь усвоить в голове, — она не сказала о нём ни одного плохого слова. Думаю, мама поняла, что облажалась именно я, а не он. Я только порадовалась, что она сама не пришла и не спросила. Не знаю, возможно, ей кажется, что не имеет смысла тормошить то, что нельзя изменить.
Эрин же, наоборот, не переставая ругалась — Митч, конечно, был удостоенной её внимания стороной. Она понимает, почему он злится, но обвинить меня в измене, по её мнению, уже за гранью. Я почти уверена, что за этим кроется своя история (о которой она не станет рассказывать), но разговор про тест на отцовство — определённо для неё больная тема.
Сегодня заканчивается третья неделя со времён «большого бума», и у меня больше нет сил ждать. Я не могу держаться в неведении от его мыслей. Неужели между нами, правда, всё кончено?
Именно по этой причине я здесь, нервно мнусь перед его дверью. Неспокойный желудок тоже никак не помогает моей взволнованности, но утром я осилила шесть крекеров и чашку горячего шоколада. Остаётся молиться, чтобы мой завтрак не возвратился наружу.
Сердце тарабанит в горле, когда до меня доносится стук шагов, а потом и скрежет ручки, прежде чем дверь открывается.
Я теряю дар речи при виде сестры Митча. Мы обе удивлено глазеем друг на друга.
Волосы у Дианы светлее, чем у брата, а глаза более глубоко оттенка зелёного, но, тем не менее, они сильно похожи. С её ростом в метр восемьдесят, мне всё равно приходится задирать голову, несмотря на трёхдюймовые каблуки. С плоскими шлёпанцами расстояние даже больше.
— Привет, Пейдж. Я… в смысле, это неожиданно.
Неожиданно?
Я гадаю, что сказал ей Митч. Она знает про ребёнка?
— Привет, — слабо отзываюсь я. — Митч дома? — его машина не припаркована на подъездной дороге, но иногда он ставит её в гараж.
Диана едва заметно морщит брови, продолжая таращиться на меня с как никогда сконфуженным видом.
— Милая, Митч вернулся в Нью-Йорк две недели назад.
Уехал.
Митч вернулся в Нью-Йорк.
— Ох. Нет, я не знала. Я.. я… мы не разговаривали, — выходит ошеломлённо, у меня не получается совладать с собой.
Диана вытягивает руку, касаясь моего плеча.
— Может, зайдёшь и присядешь? — нежно вопрошает она, словно понимая, как повлияли на меня новости.
Я качаю головой. Не хочется сидеть. Я хочу просто вернуться домой, к себе в комнату, и пролежать там, свернувшись калачиком, пока всё не пройдёт.
— Нет, всё хорошо. Не думала, что он так скоро уедет, — говорю я в жалкой попытке сохранить лицо.
Она неловко отводит руку.
— Митч сказал, что вы расстались. Сам бы он не стал говорить, что произошло, но я хочу, чтобы ты знала — я всегда здесь, если тебе понадобится поговорить.
Митч сказал, что вы расстались.
Ого, видимо, это и есть ответ на мой вопрос. Между нами всё кончено. Я беременна, а он уехал.
Я вымучиваю улыбку, бросая вызов своим лицевым мышцам.
— Спасибо, Диана, я ценю твоё предложение.
По выражению её лица можно сказать, будто она знает, что я никогда его не приму. Нельзя после расставания поддерживать контакты с близкими родственниками своих бывших. А ребёнок… что ж, раз он сам не счёл нужным рассказать ей об этом, то и я не стану.
— Ты уверена, что не…
Я качаю головой даже раньше, чем она успевает закончить.
— Мне уже пора. Спасибо за… за всё, — бормочу я. Закончив, разворачиваюсь и бегу вниз по лестнице.
Едва оказавшись в машине, я крепко впиваюсь руками в руль, практически перекрывая приток крови к пальцам. Из меня вырывается судорожный вздох, близкий к рыданию.
Я украдкой бросаю взгляд на Диану, которая по-прежнему стоит в дверном проёме. Беспокойство складкой выделяется у неё на лбу, глаза прищурены, а губы плотно сжаты. Так же в последнее время наблюдает за мной мама, когда думает, что я не вижу.
Я перехожу в режим автопилота и еду домой. Мне нельзя давать волю слезам. Не здесь. Не сейчас.
К тому времени, как я припарковываюсь и выскакиваю из машины, меня безумно мутит. Очумело рванув к входной двери, я суетливо перебираю ключи и отмыкаю дверь с первой попытки.
У меня с трудом выходит добраться до ванной рядом с кухней, когда мой желудок отказывается от завтрака.
* * *
Митч
— Не хочешь рассказать мне, что происходит, Митч?
Голос сестры резкий, укоряющий. Знал же, что не надо поднимать трубку. Нутром чую, что это связано с Пейдж.