Ложь грешника

Кент Кайли

— Александраа, не знала, что у нас сегодня утром назначена встреча, — говорю я, заходя внутрь и закрывая за собой дверь. Какую бы лекцию эта дьяволица ни хотела мне преподнести сегодня, не обязательно, чтобы об этом узнала остальная часть офиса.

— Не назначена. Садитесь, мисс Блейк. Я долго ждала, чтобы поговорить с вами об этом. Знала ведь, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Вот именно это и произошло, — хмыкает она.

Когда я опускаюсь на стул прямо перед ней, первая мысль, которая приходит

мне в голову, — это то, как неправильно было бы, если бы мой парень напал на моего босса…

Потому что это было бы неправильно, верно? Конечно, да. Возможно.

— О чем будет разговор? — вздыхаю я. У меня сегодня не хватит терпения играть в ее игры.

— О том, что я вас увольняю, — говорит она с самодовольной улыбкой на лице.

Ладно, возможно, я поторопилась. В этой ситуации вполне допустимо нападение на босса.

Я качаю головой. Нет, все равно не могу этого сделать.

— Простите? — Спрашиваю я, потому что ни за что на свете не могу понять, почему сейчас меня увольняют.

Черт возьми, меня увольняют…

— Вы слышали меня, мисс Блейк. Вы уволены. Вы облажались в пятницу. Совершили несанкционированный визит в дом клиента и взяли девушку под свою опеку. Вы перешли все профессиональные границы и ни разу не доложили об этом своему начальству, — говорит она. А мое начальство — это она.

— Я помогала клиентке. Что я должна была делать? Оставить ее в доме с ее обидчиком? На ней были явные признаки насилия. Ее нужно было показать врачу.

— Вам следовало позвонить в полицию и позволить им разбираться с этим, — говорит Александраа.

Потому что полиции и правда не наплевать? Ко мне в дом бесчисленное количество раз приезжала полиция, и они всегда были более чем счастливы подавить ложь, поверить, что все в порядке. Что крики, которые они слышали, были криками избалованного ребенка, который не добился своего. И конечно, я была слишком напугана, чтобы сказать им правду.

— У вас есть десять минут, чтобы собрать свои вещи и покинуть здание, или я прикажу вас выпроводить, — говорит она.

— Могу я задать вопрос?

— Какой? — Александраа нахально вскидывает бровь в мою сторону.

— Что я такого сделала, что ты так сильно меня возненавидела? — Я задаюсь этим вопросом с того самого дня, как начала работать здесь.

— Такие девушки, как ты, всегда получают то, что хотят. Тебе все дается легко. Иногда тебе нужен жизненный урок, и так уж случилось, что именно я даю его тебе.

— Такие девушки, как я? — Что, черт возьми, она несет?

— Ты теряешь время, Дейзи, — говорит Александраа, бросая взгляд на часы. — У тебя есть восемь минут.

Я не двигаюсь еще две минуты. Разглядываю свой крошечный кабинет, вспоминая все годы, которые посвятила своей работе. У меня здесь

нет никаких личных вещей. Мне не за что хвататься. Поэтому я встаю, высоко поднимаю голову и ухожу.

Не позволяю первой слезинке скатиться по щеке, пока не сажусь в машину. Не проходит и минуты, как звонит мой телефон. Я нажимаю кнопку отбоя, но он тут же звонит снова. Поэтому нажимаю кнопку ответа и подношу его к уху.

— Алло.

— Дейзи, это мама.

Моя спина напрягается. Я ничего не слышала об этой женщине с того дня, как ушла из ее дома, и она обвинила меня в том, что я разрушила ее жизнь и солгала о ее муже.

— Чего ты хочешь?

— Он мертв. Твой отец мертв. Его убили во время драки в тюрьме, — рыдает она в трубку.

— Он не мой отец, и я не знаю, почему ты думаешь, будто меня это волнует. Никогда больше не звони мне. — Я отвожу телефон, готовясь повесить трубку, когда что-то заставляет меня остановиться.

— У меня больше никого нет, Дейзи. Ты — все, что у меня есть, — плачет она.

— Да, ты была всем, что у меня было, чтобы защитить меня, когда я была всего лишь маленькой девочкой, но ты этого не сделала. Тебе придется жить с тем выбором, который ты сделала. И мне тоже. — Я отключаю звонок и блокирую ее новый номер.

Он погиб в тюремной драке. Человек, который разрушил все мои подростковые годы, который издевался надо мной так, как не следует издеваться ни над одним ребенком… мертв. И я не чувствую… ничего. Ни облегчения, ни раскаяния. Просто ничего. Я не сомневаюсь, что Гейб как-то причастен к тому, что с ним случилось, и впервые мне все равно. Я не сержусь на него за то, что он вмешался или запачкал руки.

Я до сих пор не знаю, что я такое. Но это не безумие.

Глава 39

Санто ушел на винокурню около десяти минут назад. Поэтому сейчас я нахожусь в кабинете Джио с дневником. Я только что рассказал ему о том, что мы с Марселем узнали о Шелли.

— Я в это не верю. Она бы ни за что так с ним не поступила, — говорит Джио.

— Я тоже не хочу в это верить, но это ее почерк, Джио. Это ее собственные слова, — отвечаю я, бросая дневник на стол.

— Это, блять, уничтожит его сильнее, чем ее смерть, — ворчит он.

— Знаю.

— Нам нужно выяснить, кто этот детектив и как, блять, мы об этом не знали… Семьдесят процентов копов в этом гребаном городе работают на нас. Так как же это дерьмо могло проскользнуть мимо нас? — Говорит Джио.

— Не знаю, но ты думаешь, старик знал? Думаешь, именно поэтому он… — Я оставлю этот вопрос без ответа. Мы оба знаем, что сделал этот ублюдок.

— В этом есть смысл, но почему бы не сказать нам?