Ложь и честь
Шрифт:
— Если мы действительно направимся к границам Спирали, то отправлять туда небольшую эскадру бессмысленно, необходимо поднимать ударные силы флота и армии, чтобы создать достаточно мощную группировку. А это значит, что мы оголим собственные границы. Конечно, если это королевское желание, то можно не беспокоится о возможных нападениях со стороны других феодалов, но ведь сейчас политическая ситуация такова, что даже таким обещаниям приходится верить с трудом. Король не в том состоянии, чтобы говорить с уверенностью о завтрашнем дне. Не можем ли мы оказаться в положении, когда потребуется активные действия, а наши основные силы окажутся слишком далеко? —
— Не все так просто. Хотя мне и приятно твое желание одними лишь силами Гористара остановить Спираль, это маловероятно.
— Таннурейцы сильные солдаты и отличные воины, их помощь может сказать веское слово в предстоящих сражениях, — напомнил Михаэль, сразу же склонив голову, чтобы не выдать выражения своего лица. — Однако я признаю свою ошибку. В одиночку даже гористарские силы не смогут остановить Спираль, если вторжение будет подобно тем нашествиям, которые записаны в истории нашего прошлого.
— Королевская разведка предполагает подобное. Гористарские силы должны стать первыми на острие меча, который встретит аккерийцев. Король желает объявить о новом Небесном Походе, и все силы Рейнсвальда выступят вслед за нами. — Рокфор вздохнул. — Потери мы понесем большие, но если все так и произойдет…
— То вы заработаете политический капитал для графства? — Михаэль оставался таким же спокойным и равнодушным, даже не попытавшись изобразить возмущение.
— Нет, — граф ответил совершенно искренне. — Это будет политический капитал для тебя, Михаэль. Одних побед в конфликтах с дикарями недостаточно, чтобы сделать себя имя, о котором будут говорить по всему Рейнсвальду.
— Зачем мне это? — Михаэль искренне удивился. — Я хорошо помню о своем месте, господин.
— Мир переменчив, даже несмотря на все наши усилия его усмирить.
Глава 18. Необдуманное
Молодости свойственно грешить поспешностью.
Уильям Шекспир. Гамлет
Когда-то давно Отец взял плоть от плоти своей и кровь от крови своей, принеся в жертву собственную боль и нарушив идеальный порядок существующего мира, но создал новую жизнь. Тогда Он создал человека, творение совершенное, в котором горела частичка Его божественной сущности. Творение уязвимое, не готовое к жизни в темном мире.
Впервые осознавшие себя в Великой Тьме, люди бродили неприкаянные в поисках света и надежды. Отец оставил их, дав шанс выжить лишь сильнейшим, позволив разуму, каким их наделил, найти собственный путь среди пустоты и страха. Люди были созданы не за тем, чтобы следовать предназначенному пути.
Отец наделил их свободой выбора, наделил их самым из совершенных своих творений — разумом. Люди должны были сами выйти к свету, преодолев все препятствия, либо сгинуть во тьме как еще одно из множества его творений. Тьма всегда была обратной стороной, что следовала в тени Отца, совращая его создания, соблазняя и развращая их, превращая в жуткие пародии и уродливых монстров из-за одной только вечной ненависти к свету и всему, что несло наследие Его. Тьма должна стать главным испытанием для людей, выдержать которое смогут далеко не все.
Такие легенды в своих проповедях рассказывают служители Церкви Неба, слепым взглядом красных повязок глядя на собравшуюся паству. Их голос, звучащий под каменными сводами церквей, среди звуков органов
Когда-то в столь давние времена, что уже и никто не мог их назвать, первый человек высек искру, ударив камнем о камень и впервые создав огонь, разогнавший тьму. И теперь их потомки поднимали в воздух стальных гигантов весом в десятки миллионов тонн, способные обрушить настоящее пламя ада на головы порождений Тьмы. Эти два события разделяли миллионы лет, проведенные в постоянном блуждании, поисках, пробах и ошибках. Человечество заплатило кровью и миллиардами жизней за каждый шаг к вершине, за каждую новую ступеньку вверх, к совершенству. Люди сделали тот выбор, на который надеялся Отец. Они пошли путем лишений и страданий, сквозь тернии, страх и пустоту, но не отказались от того, чем Он их наделил. Не отказались от разума, узнали его силу и применили ее, став тем, кем Он хотел их видеть.
Квенти Карийский вспоминал истории наставника, стоя на капитанском мостике ударного крейсера «Памяти Святой Елизаветы», вместе с остальными кораблями вылетевшего к местам боев. Эскадра шла на малой скорости и небольшой высоте, окруженная десятками кораблей сопровождения, роями истребителей и перехватчиков. Если у крысолюдов есть еще ракеты, то они будут сбиты еще на подлете, вне зоны опасности. Карийский баронат не собирался допускать подобной ошибки второй раз. А вот помощь наземным войскам, пытавшимся прорваться к сбитому кораблю, требовалась как можно быстрее.
Крысолюды. Квенти помнил, что об этих тварях рассказывал его наставник. Старик с красной повязкой на лице, опираясь на посох морщинистыми руками, словно сгибаясь под тяжестью своих белых одеяний, всегда становился раздражительным и грубоватым, когда начинал вспоминать о ксеносах, считавшихся варварскими и примитивными существами. Они противоречию самому учению Неба о совершенстве и внушали ему отвращение почти на физическом уровне. Порождения Тьмы, созданные из ее ненависти ко всему, что представлял собой Отец, и тех, кто не смог выдержать ниспосланные человечеству испытания. Эти учения шли в странном разрезе с исследованиями биологов и ксенологов о природе этих существ и возможном их эволюционном развитии, но Квенти, глядя на происходящее теперь внизу, быстрее вспоминал рассказы проповедников, а не скучные и нудные лекции преподавателей.
Возможно, больше правды в словах ученых, но слова служителей Неба намного ярче и ближе описывали эмоциональное состояние любого человека, впервые столкнувшегося с этими мохнатыми гуманоидными тварями с выгнутыми спинами, кривыми лапами, сжимавшими примитивное и грубо сработанное оружие. Визжащие, кричащие и беснующиеся, они катились вперед волной грязной шерсти, вони, оскаленных зубов и лысых розовых хвостов.
Квенти рефлекторно сжал рукоять своего меча, висящего на поясе в ножнах, разглядывая творившееся на экранах капитанского мостика корабля.