Ложная память
Шрифт:
Негромкий голос рассудка подсказал ему, что он спроецировал на это зрелище те чувства, которые на самом деле не имели к нему прямого отношения. Море было всего лишь морем, таким, каким оно было всегда, а истинная причина беспокойства крылась где-то в другом месте.
Эта мысль озадачила его, потому что в этой комнате не было ничего, что могло бы послужить причиной тревоги. Это безопасное место. Доктор Ариман — великий психиатр. Теперь, когда он взял Марти под свою опеку, все должно исправиться. Доктор Ариман употребляет все свои знания и опыт…
— Нам
Марти слегка наклонилась вперед в своем кресле, и Дасти увидел, что она ожидает предварительный диагноз психиатра с полуулыбкой, ее лицо не выдавало никакого, столь, казалось бы, очевидного, душевного трепета.
— Это любопытное и редкое состояние, — продолжал психиатр. — Аутофобия, боязнь самого себя. Я никогда еще не сталкивался с подобными случаями, но я знаком с литературой, посвященной этому расстройству. Оно проявляется самыми разнообразными и странными образами — теперь вы, к сожалению, хорошо знаете какими.
— Аутофобия! — удивленно воскликнула Марти. В ее голосе слышалось чуть ли не восхищение, а не тоска или неприязнь, как будто психиатр вылечил ее, всего лишь найдя наименование постигшего ее несчастья.
Может быть, такую реакцию вызвал валиум?
Дасти задумался над репликой Марти и вдруг понял, что тоже улыбается и кивает.
Доктор Ариман заставит все эти страхи исчезнуть.
— С точки зрения теории вероятностей, — продолжал Ариман, — совершенно невероятно, чтобы у вашей лучшей подруги и вас одновременно развились глубокие фобические состояния. Фобии такого мощного воздействия, как у вас и Сьюзен, явления достаточно необычные, и поэтому я подозреваю, что между ними имеется связь.
— Связь? Каким же образом, доктор? — спросил Дасти, а его тихий внутренний голос рассудка не смог удержаться от замечания по поводу интонации его собственного голоса, которая мало чем отличалась от интонации двенадцатилетнего мальчика, задающего вопрос мистеру Мудрецу в не существующей ныне детской телевизионной программе, предназначавшейся для того, чтобы, показывая любопытные и забавные стороны, пробуждать в зрителях интерес к науке.
Ариман сцепил пальцы под подбородком и сразу приобрел задумчивый вид.
— Марти, вы сопровождали сюда Сьюзен в течение целого года…
— С тех пор, как Эрик ушел от нее.
— Да. И вы были спасательным кругом для Сьюзен, заботились о ней, делали для нее покупки, выполняли другие поручения. В ее состоянии почти не наблюдалось прогресса, и вы начали все сильнее и сильнее волноваться. По мере роста вашего волнения вы принялись обвинять в малой эффективности лечения себя.
— Я? Обвиняла себя? — удивленно переспросила Марти.
— Насколько я вас знаю, это в вашей природе — принимать на себя ответственность за других. Возможно, даже чрезмерную ответственность.
— Гены Улыбчивого Боба, — вставил Дасти.
— Это
— Да. Так вот, мне кажется, что вы считали себя ответственной за то, что Сьюзен не приходит в норму, искали и находили ошибки в своем поведении, и этот поиск ошибок трансформировался в чувство вины. А из вины развилась эта аутофобия. Раз вам не удалось помочь своей подруге, которую вы так любите, то… что ж, вы начинаете говорить себе, что вы, по-видимому, не очень хороший человек, что вы, возможно, даже плохой человек и, уж конечно, плохой друг и вам нельзя доверять.
Дасти подумал, что объяснение кажется слишком уж простым для того, чтобы быть верным, — и все же в нем звучали убедительные нотки.
Когда Марти встретилась с ним взглядом, он заметил, что реакция его жены на это объяснение была практически такой же, как и у него.
Могло ли такое сверхъестественное, да еще и столь редкое несчастье внезапно случиться с человеком, чья психика всегда казалась прочной и устойчивой, как Скалистые горы?
— Не далее как вчера, — Ариман напомнил Марти, — когда вы привезли Сьюзен на очередной сеанс, вы отвели меня в сторону, чтобы сообщить, насколько вы волнуетесь за нее.
— Да, конечно.
— И помните, что еще вы мне сказали? — Видя, что Марти колеблется, Ариман напомнил ей: — Вы сказали мне, что вам кажется, будто вы допустили с ней какую-то большую промашку.
— Но я не имела в виду…
— Вы сказали это с большой убежденностью. С болью. Сказали, что вы допустили промашку.
— Но ведь промашка была, не так ли?
Расцепив пальцы и воздев руки, словно желая произнести евангельское «Ты говоришь», доктор Ариман улыбнулся.
— Если дальнейший диалог поможет подтвердить этот предварительный диагноз, это будет хорошим признаком.
— Мне очень нужны какие-нибудь хорошие признаки, — сказала Марти, хотя с того времени, как она вошла во владения доктора Аримана, ей вовсе не казалось, что она в любой момент может снова начать сходить с ума.
— Обнаружение корня фобии, ее скрытой причины, зачастую является самой трудной стадией терапии. Если ваша аутофобия является следствием чувства вины по поводу состояния Сьюзен, то мы сможем перепрыгнуть более чем через год анализа. Еще лучше будет, если окажется, что у вас не столько натуральное фобическое состояние, сколько, м-м… назовем это симпатической фобией.
— Наподобие того, как некоторые мужья испытывают тошноту и утренние недомогания во время беременности их жен? — предположила Марти.
— Именно так, — согласился Ариман. — И симпатическую фобию, если именно ею вы и страдаете, много легче вылечить, чем глубоко укорененное состояние вроде того, что владеет Сьюзен. Я почти готов дать гарантию, что вам не придется слишком уж долго посещать меня.
— Но все же насколько долго?
— Месяц. Возможно, три. Вы должны понять, что здесь совершенно невозможно установить точные сроки. Так много зависит от… от вас и от меня.