Лс1 Неотвратимые обстоятельства. Лара
Шрифт:
Они немного помолчали. Чувствуя неловкость, Джако заговорил первым:
– Теперь, когда ты знаешь об этих клятвах, риск для вас снижен до нуля, верно?
– Ты меня об этом спрашиваешь после того, как я чуть не испепелил Романа?
– О-о, дитя моё, твой буйный темперамент - твоя проблема, никак не моя...
И где нечистая носит этого оболтуса экс-Савонаролу? Случайно закрылся в погребе?
– Она действительно убила брата?
– Кэш так странно посмотрел на Джако, тому невольно стало зябко.
– Если бы она не убивала Хуана, то отдала бы ему
– Так ты о Хуане?
– уточнил зачем-то Джако.
– И кто просветил тебя о Мораг?
– Мефисто. Он сказал, что Крецию не могли обвинить в убийстве Древней, поэтому её осудили за доведение до самоубийства с учетом смягчающих обстоятельств...
– Смотрю, старина Мефисто до сей поры не вышел из образа доблестного защитника.
– Несмотря на тон, в голосе Джако не слышалось иронии.
– Уж три сотни лет прошло с момента окончания суда над Крецией, где он выступал на стороне защиты, а Меф все пытается найти ей оправдания и отмыть до бела...
– Он недовольно фыркнул сейчас?
– Какой смысл говорить, что кошка белая, если она сама призналась, что она черная?
– На неё давили на суде?
– Кэш сцепил руки на груди, чувствуя, что стало заметно прохладнее, - Её пытали? Они заставляли её давать показания против себя?
– Этого ничего не понадобилось. Креция спокойно отвечала на все вопросы по порядку, будто очень много лет ждала этого момента... когда ей дадут выговориться...
– Ей что-то давали? Может, какой-то напиток, который развязывает язык?
– Учитывая то, что она выдавала, - Джако откашлялся, - я бы решил, что ей давали не Сок Истины, а Напиток Жажды, усугубляющий самые ужасные черты в человеке. Тихим и ласковым тоном она говорила о таких страшных вещах, что иногда меня накрывал приступ паники, когда я оказывался один во Тьме. Мне начинало казаться, что её уже не спасти и изоляция в Изгнании самый гуманный для неё приговор...
– Если даже ты стал так думать, при хорошем отношении к ней, то как же остальные?
– Остальные требовали, чтобы Лукрецию Борха немедленно отправили в Небытие, ибо нет ей прощения за поступки, в которых она и не собирается раскаиваться...
– Но Мефисто продолжал защищать её?
– Да, Касстуччи бился до последнего. Он говорил, что это не Креция говорит с нами, а её Сила... Хаус! Что вина Креции заключается лишь в том, что она позволила себе утонуть в горе по утраченному возлюбленному и дала волю Хаус делать все, что только не взбредет в её шизанутый разум. Что все преступления совершала именно Хаус, взяв хозяйку под контроль и руководя поступками Лукреции ди Борха.
– Думаешь, это было не так?
– Я ни разу не видел, чтобы кто-то руководил ею, поэтому не поверил ему... тогда.
– А что ты думаешь об этом сейчас?
– Кэш долго сверлил его потемневшим взором.
ГЛАВА XV: Мир, в котором вероломство Цезаря побеждает доброту.
Как только мы почувствовали гнев во время спора, мы уже спорим не за истину,
Томас Карлейль.
Гнев - это краткая вспышка ненависти, страсть, помрачающая рассудок. И все, что родилось в этом чувстве, рано или поздно бумерангом ударит по нам.
***
24 июня 1497 г. Спустя три дня после того, как тело Хуана выловили со дна Тибра.
– Поклянись, что ты не убивал своего брата!
– потребовал папа.
– Клянись своей душой, нашей дорогой дочерью и сестрой... и знай, солжешь мне, будешь вечность гореть в аду!
Обвинение, прямо брошенное отцом в лицо Цезарю, привело парня в шок. Ведь он знал, кто повинен в гибели брата, но если укажет на истинного убийцу, разве ему поверят? "Что бы сделала Креция? Думай!" Он шагнул к Родриго, встретился с ним взглядом, прижал руку к груди и заговорил со всей искренностью, на которую был способен:
– Отец, клянусь, что я не убивал брата. И если я лгу, гореть мне вечность в аду!
– Казалось, что отец больше всего на свете хотел поверить Цезарю. Сначала ожидание в неизвестности, а затем страшная находка подкосили Борха. Он постоянно повторял, что подрубили ствол их фамильного дерева и теперь того и гляди, все, что он с таким трудом создавал, рухнет под тяжестью грехов Борха; что их окружают одни враги и если они сумели так ловко избавиться от его самого сильного и перспективного сына, убить остальных не составит труда. Если он когда-нибудь узнает правду, это добьет его.
Первым взгляд отвел отец. Он рухнул в кожаное кресло, закрыв лицо трясущейся рукой:
– Спасибо, Господи, - он воздал руку к небесам - Иного бы я не пережил! Я верю тебе. Прости, Цезарь, что усомнился в тебе. Горе сжирает меня изнутри, если я не найду убийц Хуана... то не найду утешения...
– он побледнел лицом, надолго замолчав, - Если бы ты сознался, я велел бы четвертовать тебя! Это ждет убийцу, когда я поймаю его...
– Могу себе представить...
– От пронзительного взгляда папы Цезарю стало не по себе.
– Нет, не можешь.
– По лицу старика потекли слезы - Иди, я должен помолиться о сыне.
***
25 июня 1497 г. Ватикан. Часовня при Соборе Санта Мария дель Пополо.
– Он выглядел настолько ужасно, что наш Папа Александр VI не решился хоронить его в открытом гробу.
– послышалось сзади, - Я знаю человека, который видел его...
– Все говорят, что это сделал Цезарь.
– мужской шепот совсем близко - Все знают, братья ненавидели друг друга. Теперь все достанется убийце. Какая ирония, не так ли?
Цезарь резко обернулся посмотреть, кто это сказал, но за спиной была масса людей в черном, с поникшими головами и цветами в руках. Эти разговоры шли от всех и сразу. Его безумно злило, что все думали на него, ведь он не убивал! Даже отец поверил ему, что он этого не совершал. Эти глупые сплетники... заткнуть бы им разом все рты!
– То-то сейчас радуется делла Ровере.
– снова зашептались за его спиной.
– Ещё бы, его ублюдок убил сына Родриго и теперь займет место наследника Папы.