Лучезарно-голубое
Шрифт:
– Но Нэн обязательно нужно рассказать все. Нельзя допустить, чтобы Нэн вошла в эту семью, ничего не подозревая. Эмили только хотела, чтобы именно вы… позволили мне все рассказать Нэн.
Макколи выпрямился.
– Ей ничего нельзя говорить, – сказал он. – Я не хочу, чтобы это ужасное преступление разбило ей сердце и жизнь моей сестры прошла впустую. Нет, если есть какой-нибудь другой способ, если вы сумеете доказать, что я ошибался…
– Вы правы, – сказал священник.
– Да? Неужели? – Джонни рассердился. Он встал: – Я могу поговорить с вами наедине, отец Кляйн?
–
Священник провел Джонни в небольшую приемную.
– Послушайте, – сказал Джонни, – я категорически не согласен, если только тогда все не произошло совсем по-другому. Возможно, вы знаете то, чего я не знаю. Этот человек виновен? Он знает, что Дик Барти не убивал его жену? Потому что он сам сделал это и все эти семнадцать лет демонстрировал свою фальшивую невиновность?
– Иногда, – спокойно сказал священник, – заключенный действительно одержим идеей фальшивой невиновности. Я могу только сказать вам, что в течение всего времени, пока я здесь, Макколи верил…
– Верил! – перебил его Джонни.
– Вы правы. Он верил, что не делал этого. Он верил, что это сделал Дик Барти.
– Но сейчас меня больше всего поражает то, что он готов изменить свое мнение и поверить в невиновность Барти! Этого мне не понять! Вы-то как это понимаете? Что он за человек? Почему его не освободили под честное слово?
– Все непросто, – туманно сказал священник. – Каждый раз, когда Совет начинал рассматривать его дело…
– Что непросто?
– Ну, однажды он был замешан в попытке бежать. По крайней мере, сочувствовал.
– Я не понимаю.
– Сам-то он не собирался бежать. Но все равно это исключает освобождение под честное слово. Все время что-то происходило, чтобы задержать его здесь. Можно сказать, он уже отказался от обычной жизни, – тихо продолжал священник.
– Ну тогда он не совсем нормальный, – выпалил Джонни. – Он псих или что-нибудь в этом духе. И нельзя верить ни одному его слову.
– Очень трудно представить, – медленно начал священник, – как может измениться человеческая душа под бременем, возложенным на нее правосудием. Возможно, для Макколи тюрьма стала домом, а тюремное заключение – крестом. Знаете, он мне помогает.
– Он стал чем-то вроде монаха? Вы это имеете в виду? – спросил Джонни.
Священник кивнул.
– Что вы лично думаете о Барти? Он виновен?
– Я не знаю, – ответил священник. – Поэтому-то я и предложил вам попробовать все выяснить.
– Почему вы думаете, что я смогу что-то выяснить, ведь прошло семнадцать лет? И скажите, пожалуйста, почему я вообще должен вмешиваться? – Джонни был раздражен.
– Этого я тоже не знаю, – сказал священник. – Я не знаю, почему мисс Эмили прислала именно вас. Если вы сможете все выяснить, то сможете оградить девушку от удара.
Джонни заглянул в глаза священника и подумал, какой тот мечтатель и романтик, раз верит в невиновность и милосердие.
– Полиция вряд ли этим займется, – мягко сказал священник. – И у нас нет денег, чтобы нанять адвоката. Поэтому это должен быть просто друг.
– Погибла молодая женщина, – резко сказал Джонни, пытаясь выйти на надежную почву логики и здравого смысла. – Я полагаю, это не было самоубийство.
–
– Тогда либо ее убил муж, либо Ричардсон Барти, либо кто-то третий. Верно?
– Да.
Они смотрели друг другу в глаза.
– Поскольку муж был осужден законом, следовательно, он наиболее вероятный убийца. Однако это нам не очень нравится, не так ли? Отец маленькой девочки – убийца, а это неприятно. Гораздо приятнее думать о нем как о святом.
Священник пристально смотрел на Джонни.
– Но теперь, оказывается, – продолжал Джонни, – мы не хотим, чтобы виновной стороной оказался Барти. Нэн любит его, и это может разбить ей сердце. Самым лучшим выходом было бы найти какого-то третьего виновника. Кого-нибудь, кто для Нэн и гроша ломаного не стоит. Ну хорошо, – Джонни был в ярости, – я не хочу, чтобы у Нэн было разбито сердце, но неужели вы не видите, как это глупо?… Нет, мы не можем перекроить прошлое на свой лад, – заключил он, – для того, чтобы сделать его более приятным для молодой хорошенькой девушки.
– У Макколи нет доказательств вины Барти, – серьезно произнес священник. – Предположим, что вы найдете доказательства его невиновности. Тогда, если мы расскажем ей историю ее отца и матери, а я уверен, что мы должны это сделать, она, по крайней мере, найдет защиту и опору у человека, которого она любит.
«Благодаря любезности Дж. Симса», – подумал про себя Джонни.
– Что же касается Макколи, – продолжал отец Кляйн, – вам кажется невероятным, что ему не хочется огорчать Нэн? Но я могу представить себе, что Макколи желает не только этого, он хотел бы избавиться от старой ненависти, от возможной несправедливости, которую допустил в мыслях. Я могу предположить, что Макколи хочет быть великодушным. Такой мотив всегда существует у некоторых людей.
Джонни почувствовал, что краснеет. «Хорошо, – подумал он. – Я полагаю, мне придется доказать, что ее дорогой возлюбленный – честный человек». Он почувствовал странную пустоту и легкость. Должно быть, он кивнул священнику, потому что тот открыл дверь в кабинет.
Маленький человек сидел там, где они его оставили. Его голова была опущена, губы шевелились. «…От зла…» – послышалось Джонни.
Глава 5
Джонни подошел к нему.
– Расскажите мне обо всем поподробнее, – сухо сказал он, не испытывая к этому человеку ни сочувствия, ни враждебности.
– Хорошо, я расскажу, – ответил Макколи.
Маленький хромой человечек с лицом святого смотрел в стену.
– Я поехал воевать в Испанию. Если вы помните, в то время мы боролись за наши идеалы. Да, я был молодым человеком, верившим в идеалы. На войне меня ранило в ногу. Не сильно, но я остался хромым. Когда я вернулся, Кристи с ребенком жили у Барти в большом старом доме в Хестии. Кристи была внучкой старой леди от ее первого брака. Старуха вышла замуж за старого Барти примерно в 1917 году. Он тоже был раньше женат, Натаниэль – его сын от первого брака. Дик – сын Натаниэля. Кристи и Дик не связаны родством. Барти-младший был как бы в середине: сводный брат Натаниэля и сводный брат матери Кристи. Я понятно объясняю?