Лучи из пепла
Шрифт:
В городе все еще ничего не предприняли для расселения множества бездомных людей, если не считать составления проекта многоквартирного жилого дома в районе Мотомати. Поэтому каждый бедняк старался на собственный страх и риск устроить себе хоть какой-нибудь приют.
— Мы выбрали на редкость аристократический квартал, — заявил «господин Растрепа», когда они все вместе двинулись в путь. — Говорят, что в Нобори-тё, где мы живем, когда-то помещались самые дорогие магазины.
Они шли по лабиринту, по обе стороны которого стояли сколоченные из гофрированного железа хибарки и деревянные лачуги, построенные
Кусок стены какого-то разрушенного здания был искусно соединен с листами ржавой жести, почерневшими от гари обрезками досок и истрепанными соломенными циновками, придававшими всему сооружению сходство с большой плетеной корзиной.
— Прошу, это наш «Химавари-дзё» («Замок подсолнечника»), — с подчеркнутой торжественностью сказал Куцухэй, приглашая гостя войти. — А если без хвастовства, то мы называем наш дом скромненько «Корзинкой с червями».
Изнутри раздались голоса:
— Входи, брат с Анд. Поскорее, а то ты напустишь холода. Нагнись! Да-да, будь осторожен. Тут рекомендуется быть поменьше ростом!
В этом жилище без окон было темно, как в пещере. Мало-помалу при свете свечи Кавамото различил несколько лиц.
Начались взаимные приветствия, так как вся «семья» придавала большое значение хорошим манерам. Когда, например, Куцукэн, который приходился «Модзя-модзя сан» братом, нарушил этикет, представляясь Итиро, Тибико тут же поставила ему это на вид.
— Надо говорить: я прихожусь младшим братом Куцухэю. Я прихожусь ему младшим братом. Этих слов ты не должен забывать, иначе ты будешь неучтив по отношению к гостю.
— Что у нас сегодня на завтрак?
Тибико развернула свой кулек. В нем оказались рис, рыба, морская трава и даже несколько кусков марино-ванной редьки.
— Хорошо постаралась, малышка!
«Семья» не считала зазорным попрошайничать у чужих. Но в собственном кругу строго соблюдалось правило, раз и навсегда преподанное «отцом семейства» Куцухэем: дома попрошайничать нельзя.
Кавамото также внес свою лепту в общий завтрак.
— Чуть было не забыл, — сказал он с притворной небрежностью и развязал свой старый красный фуросики [20] . Появился плоский «американский хлеб» из кукурузной муки, который он сам испек в котельной электростанции Сака.
20
Яркий платок, который японцы употребляют вместо портфеля или сумки. — Прим. ред.
Вскоре запах лепешки, подогретой на слабом огне, распространился по темной каморке. Разломав хлеб руками, вся компания принялась пить кипяток из старых консервных банок с хитроумно приделанными картонными ручками. При этом у друзей был такой вид, словно они наслаждались самым ароматным чаем.
Кавамото понемногу осмотрелся. Груды сухих листьев заменяли в этой хибарке постели. Раз в месяц ребята приносили свежие листья с гор.
— На них спать гораздо мягче, чем на настоящем «футоне», — похвастался Ноппо.
На стенах были аккуратно, в ряд, развешаны
К одной стене была кнопками прикреплена фотография. Должно быть, кто-нибудь из детей вырвал ее из журнала. На фотографии был изображен мальчик, цеплявшийся за чью-то руку. Вероятно, это была женская рука, может быть, рука матери. Но это так и осталось неизвестным, поскольку на фотографии не было подписи, а в кадр попала только рука. Все остальное приходилось придумывать самим.
— Хорошая картинка, — заметил Итиро.
— Да, — проговорили дети. Больше они ничего не добавили.
Итиро Кавамото проводил со своими друзьями в «Замке подсолнечника» каждое воскресенье и по возможности свободные вечера в будние дни. Он вспоминает разговоры, которые там велись, рассказы детей о приключениях и шалостях, но особенно запечатлелся в его памяти тот день, когда он пригласил своих друзей в кино.
За вокзалом открылся новый кинотеатр. В зрительном зале еще пахло клеем, краской и свежевыструганными досками. Но на сей раз это вполне соответствовало тому, что происходило на экране. Шла картина Чарли Чаплина «Золотая лихорадка». Грубо сколоченные лачуги в калифорнийском городе золотоискателей, кабаки и драки — все это напоминало детям родную Хиросиму. Больше всего им понравились сцены, где маленького человечка с усиками и кривыми ногами преследовал гротескный голодный бред. Выйдя из темного зала кинотеатра, дети и Кавамото еще долго переживали «золотую лихорадку».
— Ох, ох… я умираю с голоду, — визжал тонконогий Ноппо, сопровождая свои слова дикими гримасами. — Какой чудесный нежный цыпленок! — Он пытался схватить Тибико, которая с криком и смехом «в ужасе» удирала от него. — Будет тебе махать крылышками, цыпленочек, — продолжал он дурачиться и, смешно переваливаясь, бежал за своей жертвой, которая с испуганным кудахтаньем пряталась за какой-нибудь лачугой.
Куцукэна — чистильщика сапог особенно поразила сцена, в которой Чарли с наслаждением уплетает сваренный сапог. Он даже начал стаскивать с левой ноги Кавамото сандалию.
— Ты не представляешь себе, какой из нее получится чудесный, сочный бифштекс, — соблазнял он приятеля. — Давай, ведь я заплачу тебе за нее целым слитком золота! Она того стоит.
И он сунул Кавамото покрытую сажей черепицу, валявшуюся на земле с «того самого дня». Вслед за этим Куцукэн исчез вместе с сандалией, а Итиро. смеясь, продолжал прыгать на одной ноге.
Но, когда они дошли до своей «Корзинки с червями», Куцухэй, самый старший из них и потому наиболее рассудительный, стал их увещевать:
— Да бросьте наконец дурачиться. Завтра вы, чего доброго, будете действительно голодны!
Из дневника Итиро Кавамото:
«6 августа 1947 года. Я купил плиточку шоколада для Тибико. Но, так как настоящий шоколад страшно дорог, пришлось удовольствоваться суррогатом. Тибико все же была очень довольна. Я ей не сказал, что сегодня годовщина того дня, когда была сброшена атомная бомба. Я только вскользь заметил:
— Мне захотелось тебе что-нибудь подарить.