Лучи из пепла
Шрифт:
«Месяц X, день X, 1947 год. Я поклялся себе, что не буду ввязываться в споры. Но не прошло и полугода, как я снова попался, затеяв политическую дискуссию со своим начальством…
Мой оппонент был не из тех, кто терпит возражения. Воспользовавшись правом начальника, он приказал мне явиться после киносеанса в зрительный зал. Ничто на свете не кажется таким печальным и сиротливым, как пустой кинозал. Я сел рядом с начальником. Ни слова не говоря, он смотрел на меня. А потом его губы задергались. Видно, он был в страшном гневе. Я сказал себе: «В этом споре я окажусь победителем». Но до этого дело не дошло. Начальник крикнул: «Дурак! Ничтожество!.. С завтрашнего дня… ты уволен…»
Все произошло мгновенно. Он уже давно вышел из зала, а я все еще
«Месяц X, день X, 1947 год. «Если на свете есть бог, который дает человеку упасть, то есть также кто-то, кто поднимает упавшего», — говорит пословица. Уже на третий день после моего увольнения я с помощью одного из наших соседей поступил на работу в фирму «Кирита и Ко». Эта фирма занимается коммунальным хозяйством. Я буду работать помощником инженера, проектирующего котельные установки. Фирма действительно солидная, не только на вид, но и по существу.
Всего помощников — человек пятнадцать-шестнадцать, и мы так самозабвенно чертим, что никто из нас даже не оглянется. Эта работа мне очень нравится, и я отношусь к ней с большим уважением… У нас часто бывает так тихо, что слышишь собственное дыхание. Инженер Тэрада — мои учитель — посвящает меня во все тонкости ремесла. А так как я уже в средней школе познакомился с основами черчения, то я быстро делаю успехи».
«Месяц X, день X, 1948 год. Наконец-то у меня оказалось несколько свободных дней, и я, как бывало раньше, бесцельно бродил по улицам. Все еще попадаются места, которые напоминают мне о «том страшном дне». Но «химемукаси-ёмоги» [22] уже нигде не растет. Процентов шестьдесят домов отстроено. Всюду слышен стук молотков, всюду возводятся новые здания… Перед мостом стоит какой-то бывший солдат в белом балахоне. На шее у него висит коробка, и он кричит прохожим: «Пожертвуйте, пожертвуйте…»
22
Сорная трава, которой после «пикадона» поросли развалины.
«Месяц X, день X, 1948 год. Уже месяц, как на нашем предприятии ходят слухи, что нас переведут в другое место. А сегодня нам это объявили официально. Меня посылают в лагерь оккупационных войск в Кайтайти. Начальник отдела заявил мне: «Нам поручено оборудовать отопительную систему в военном городке Кайтайти. Для этого нам потребуется пять-шесть истопников, два-три инженера и один помощник. Вы будете работать помощником…»
Во второй половине дня мы на грузовиках перевезли в наше новое чертежное бюро в Кайтайти письменные столы и чертежные принадлежности. В котельной, в проходной будке и в рабочих помещениях пахнет свежей краской… Когда мы устанавливали столы, вошел австралийский солдат и сказал: «Коннити-ва» («добрый день»). Меня удивило, что он говорил чисто, без всякого акцента. Солдат улыбнулся мне и выложил весь свой запас японских слов: «одзёсан» («девушка»), «аригато» («большое спасибо»), «икура дэс?» («сколько стоит?»), «Ханако-тян» (женское имя), «мо-такусандэсу» («довольно, довольно»). Все эти слова он сопровождал движениями рук и даже ног. Мы смеялись. Целых полдня он помогал нам перетаскивать письменные столы и стулья. Никогда не думал, что среди чужеземцев есть такие люди! Мое мнение об иностранцах начало меняться. Солдата зовут Джонни, а меня он окрестил Кассу-сан [23] . Мы недурно изъясняемся, хотя и на ломаном языке. Он даже подарил мне плитку шоколаду».
23
Искаженное Кадзуо или Кадзуо-сан. — Прим. ред.
«Месяц X,
Как помощник инженера, я должен проверять, попадает ли горячая вода в трубы на всей территории этого большого военного городка. Поэтому мне приходится работать и в той части городка, где перед входом написано: «Prohibited Area for Japanese Trespassing!» («Для японцев — запретная зона!»). В штабе мне выдали специальный пропуск. Но мне обидно, что я, японец, не имею права без особого разрешения ходить по японской земле. Еще больше я обозлился, когда прочел на обороте пропуска, что по окончании соответствующей работы мне надлежит немедленно покинуть запретную зону. Но ведь это же наша собственная страна!»
«День X, месяц X, 1948 год. Один из австралийских солдат с окладистой бородой, размахивая небольшим хлыстом, громко вопил: «No loitering!» («Хватит лодырничать!»). Истощенные японские поденщики работали так, словно за ними гнались с палкой. «Хаба-хаба! [24] no loitering!» Становится не по себе, когда хлыст со свистом рассекает воздух.
Здесь не щадят даже тех крох человеческого достоинства, которые каждый победитель обязан признать за побежденным. С японцами обращаются, как с животными, притом как с самыми презренными животными: мы для американцев хуже свиней и пресмыкающихся. И нам, бедным японским парням, приходится сносить все унижения.
24
Живее! Живее! (японск.)
Когда после обычного обхода городка я вернулся в чертежное бюро, оказалось, что и там были неприятности. Один из истопников заявил, что у него украли наручные часы. Никто не сомневался, что это дело рук кого-нибудь из солдат. Они ведь не стесняются. Недавно к нашей машинистке один за другим приставали трое солдат. Я услышал также, что солдаты просто-напросто «похитили» прачку-японку и заперли ее на каком-то складе. Все вздыхают: «Они победители. Ничего не поделаешь».
Обычно жертвам только и остается, как у нас говорят, «поплакать в подушку». Я посоветовал истопнику пойти в штаб и заявить о пропаже. Сегодня весь день неприятные происшествия».
«Месяц X, день X, 1948 год. Я проверял вентили в солдатских спальнях. Вдруг откуда-то донесся женский голос. Женщина кричала… Я побежал туда, где слышался крик, чуть-чуть приоткрыл дверь и просунул голову. Я увидел совершенно голую женщину в объятиях мужчины. Впрочем, мне отнюдь не показалось, что он ее принуждает к чему-то. Ничего не понимая, я от изумления ахнул. Они отпрянули друг от друга, словно их ударило электрическим током. Потом уставились на меня. Когда женщина увидела, что я совсем молодой, она грязно ухмыльнулась.
Мне хотелось громко крикнуть: «Предательница!» Но от волнения я охрип и пробормотал что-то невнятное. Выражение лица женщины внезапно изменилось. Она схватила стакан, стоявший возле нее. «Сейчас она бросит стакан в меня!» — подумал я. И в ту же секунду стакан ударился о дверь и разбился вдребезги.
— Вон отсюда, негодяй! — взвизгнула женщина. Вскочив, она начала осыпать меня непристойной бранью. Кожа у нее была очень светлая. Я плюнул и убежал. А потаскуха орала что есть мочи.
Позже, сидя за своим чертежным столом, я никак не мог забыть ее странно белого тела и рук, похожих на змей».