Лучше умереть!

де Монтепен Ксавье

— Мэри… Мэри, дорогая моя, — вскричал он. — Я хочу только того, чего хочешь ты… я согласен… Слышишь, Мэри!… Услышь же меня, скажи что-нибудь… Ты будешь его женой!…

Мэри не отвечала. Лицо ее оставалось мертвенно-бледным. Глаза по-прежнему были закрыты. Миллионер обезумел от ужаса. Взял руки дочери в свои: руки были ледяными.

— Умерла! — в смятении воскликнул он. — Она умерла! Я убил ее!

Он бегом бросился к камину, рванул за шнурок звонка так, что едва не оторвал. Вбежала горничная.

— Моя дочь умирает!… — сдавленно

произнес Поль Арман, указывая на безжизненно лежавшую в кресле Мэри.

Горничная вскрикнула и бросилась к своей юной хозяйке. В этот момент девушка чуть шевельнулась.

— Приходит в себя… — прошептал отец, и вспышка радости сменила на его лице выражение мрачного отчаяния.

Он обхватил Мэри, взял на руки, отнес в спальню и уложил в постель. На губах девушки блестели капельки крови. Жак Гаро в ужасе отшатнулся. Мэри открыла глаза, обвела невидящим взглядом комнату, потом узнала отца.

— Люсьен?… Люсьен?… — еле слышно с вопросительной интонацией произнесла она.

— Да… — ответил миллионер, склонившись к ней. — Ты будешь жить и любить его.

Эти слова буквально на глазах оживили смертельно больную девушку. Обеими руками обхватив голову отца, она расцеловала его в обе щеки и тихонько сказала ему на ухо:

— Значит, он будет мой?

— Да, он будет твой.

— Правда?

— Клянусь!…

— Ах! Как я счастлива! Радость придает мне силы, она же вернет и здоровье… я не хочу умирать!

Поль Арман расцеловал дочь и вышел из комнаты. В дверях он обернулся и поглядел на нее еще раз — с тоской и страхом: казалось, на это прелестное бледное личико уже пала тень смерти.

— До вечера, детка! — силясь улыбнуться, произнес он. — До вечера!

Во дворе особняка его ждала карета. Промышленник сел в нее и приказал ехать в Курбвуа. Голова у него словно горела. В душе боролись противоречивые чувства, но исход этой борьбы был предрешен: речь шла о спасении Мэри.

— Будь что будет! — решил он. — Свадьба должна состояться… На карту поставлена жизнь дочери, а ради нее я готов пожертвовать собой! К тому же разве это не лучший способ застраховать себя от мести Люсьена Лабру на тот случай, если из-за какой-нибудь роковой ошибки он узнает о моем прошлом? Ведь не посмеет он после свадьбы поднять скандал вокруг имени человека, на дочери которого женился? Разумеется, нет! Этот союз, которого я так боялся, может быть, как раз и спасет меня от гибели!

Прибыв на завод, промышленник сразу же попросил Люсьена Лабру зайти к нему. Обычно такой самоуверенный, на сей раз он чувствовал себя неловко. Потом вспомнил, как вел себя с ним Джеймс Мортимер на плывущем в Америку пароходе, и решительно сказал:

— Я пригласил вас сюда, дорогой Люсьен, для того, чтобы обсудить один чрезвычайно важный вопрос. Вы довольны своим нынешним положением?

— Как я могу быть недоволен, сударь? Благодаря вашей щедрости я получаю столько денег, что и трети своей месячной зарплаты истратить не успеваю.

А значит, через несколько лет у меня будет целое состояние.

— И оно позволит вам осуществить величайшую мечту вашей жизни. Я знаю о ней; похвальная, надо сказать, мечта.

Люсьен в крайнем изумлении уставился на него.

— Вас удивляют мои слова, — продолжал Поль Арман. — Удивление ваше пройдет, если я объясню вам, что несколько дней назад мы с моим адвокатом — а вашим другом — Жоржем Дарье довольно долго о вас беседовали. От него я и узнал, что больше всего на свете вы хотели бы на принадлежащем вам участке в Альфорвилле восстановить завод, построенный некогда вашим отцом.

— Да, сударь, это действительно так. Это и в самом деле — цель всей моей жизни; я рассчитываю тем самым почтить память своего отца.

— Весьма похвальное желание; я просто восхищен им, что и докажу сейчас на деле, предоставляя вам возможность несколько быстрее, чем вы ожидали, осуществить намерение, которое вы называете целью всей вашей жизни.

— Вы, господин Арман? Каким образом?

— Самым простым. Вы прекрасно понимаете, дорогой, что этого завода маловато уже для выполнения всех получаемых нами заказов, а их число и значительность возрастают день ото дня. Ведь вы тоже это заметили?

— Это невозможно не заметить, — ответил Люсьен. — Я даже имел честь как-то сказать вам, что довольно скоро наступит тот момент, когда вам придется купить еще участок, чтобы построить новые цеха.

— И были абсолютно нравы… такой момент уже наступил.

— Вы присмотрели какой-то новый участок?

— Да… ваш…

— Но вы же прекрасно знаете, сударь, что я не намерен его продавать… — воскликнул сын Жюля Лабру.

— А я и не собираюсь его у вас покупать.

Люсьен посмотрел на собеседника со вполне понятным удивлением. Лже-Арман пояснил:

— Я долго думал, хорошенько взвесил все «за» и все «против», и пришел к следующему выводу: чтобы мое предприятие смогло приобрести те масштабы, которых оно настоятельно требует, мне необходимо найти опытного и талантливого человека и в самое ближайшее время сделать его своим компаньоном. И этим компаньоном… станете вы.

— Я!… Вашим компаньоном!… — не веря своим ушам, вскричал молодой человек, ошеломленный таким предложением. — Но, сударь, мой участок не стоит и тысячной доли тех денег, которые вложили в предприятие вы.

— Знаю, но меня это нисколько не смущает. Я вот что вам предлагаю, господин Лабру. На вашем альфорвилльском участке на мои средства будет построен завод вроде этого, и мы законным образом оформим его как вашу собственность. Это и станет вашим вкладом как компаньона предприятия. Оба наши завода будут работать на полную мощность, а прибыль мы будем ежегодно делить. Сами видите — проще и не придумаешь. И что вы по этому поводу думаете?

— Думаю, сударь, не сон ли все это.

— Нет, не сон; вполне серьезное предложение.