Лучший частный детектив
Шрифт:
Броцкий без улыбки выслушал мою тираду:
— У меня в руках серьёзный аргумент. Так почему бы мне просто не забрать тетрадь и книгу, не тратя время на пустые разговоры?
— У вас что, совершенно нет времени?
— Отчего же, этого добра у меня в избытке.
Человек на стуле слегка задумался, а затем вдруг коротко рассмеялся и сказал:
— А ведь и в самом деле, отчего бы и не рассказать вам мою историю. Когда-то ведь нужно это сделать, а здесь подобралась забавная аудитория. Моя правнучка, если только я не ошибаюсь, писатель, и мне понятен ваш интерес, но также служитель закона, с которым
Так вот, господа, я бы, пожалуй, рассказал бы вам то, что ещё не рассказывал никому. Это бы не заняло много времени, но, увы, я не стану этого делать. И всё дело в том, повторюсь, что среди вас человек, которому нельзя доверять. Это вы, я о вас говорю.
При этих словах он повёл стволом в сторону Успенцева.
— Поэтому, молодой человек, я в последний раз повторяю: книгу на пол, или я выстрелю.
Его покрасневшее лицо вдруг исказила гримаса гнева, он поднял револьвер. В этот момент я физически ощутил, как напрягся его палец на спусковом крючке. На стуле перед нами уже был не старик, а полный сил и непонятной злобы монстр. Было ясно, что он не шутит. Рядом что-то невнятно прошептала и смолкла Даша. Не отрывая от глаз от человека с револьвером в руке, я медленно вынул книгу из сумки, висевшей у меня на плече, и собрался положить её на пол, как вдруг понял, что он сейчас выстрелит.
Два выстрела грохнули практически одновременно. Я почувствовал сильный удар в книгу, которую держал перед собой. Рядом вскрикнула Даша. Затем раздался ещё один выстрел из револьвера, и человек в черном пальто рухнул со стула. В правой руке Успенцева застыл форт, с которым он, насколько я знаю, никогда не расставался. Сказались молодость и ежедневные тренировки: ему удалось на долю секунды опередить противника.
Майор быстро подошёл к лежащему человеку, присел и привычно приложил пальцы к сонной артерии:
— Готов, — он поднял к нам голову, — простите, но выхода не было. Я по глазам понял, что он будет стрелять независимо от наших действий. Непонятно, что привело его в такую ярость, вроде бы нормально общались перед тем. Отдали бы мы ему эту книгу с тетрадкой вместе, гори они синим пламенем.
Да вы очнитесь, ребятки, опасность уже позади, хотя, признаться в какой-то момент и я струхнул, испугался, что не успею вовремя достать пистолет. Но, слава Богу, обошлось.
— Вы знаете, — подала голос Даша, — я вспомнила, со мной тоже так было. Нормальный разговор он мог прервать приступом какой-то совершенно неоправданной ярости.
— Ребята, давайте психологические нюансы оставим на более подходящее время. Что сейчас будем делать, майор?
— Всё, что полагается законопослушным гражданам в таком случае: звоним в полицию, ко мне то есть.
Мелодичная трель звонка прервала его. Успенцев поднял руку, призывая нас к молчанию, и подошёл ко входной двери:
— Кто там?
— Соседи, — раздался приглушённый голос, — у вас там, похоже, стреляли. Что случилось? Помощь нужна?
Успенцев открыл дверь:
— Спокойно, всё под контролем. Вот моё удостоверение, я майор полиции и спасибо за беспокойство. Кстати, у вас есть разрешение на этот автомат?
— А то как же! Всё путём,
— Хорошо, передам.
— Ну, пока!
— Пока!
Успенцев вернулся в квартиру:
— Что это за друзья у тебя?
— Да это Андрей, воевал в Сербии и, по-моему, не только там. Мужик надёжный, на чём деньги делает — ума не приложу.
— Хорошо иметь такого соседа в трудную минуту, но вернёмся к нашей проблеме.
Лёшка позвонил своему заму и велел прибыть с нарядом полиции по адресу, который продиктовал. После этого он обыскал лежащий на полу труп.
— Удивительно: ни денег, ни документов. Одно лишь это письмо.
Он протянул мне конверт:
— Спрячь его, потом прочтём. А теперь разберёмся, куда он стрелял. Насколько я помню, выстрела было два.
— Да, — подтвердил я, — первая пуля, если не ошибаюсь, попала в книгу, смотри.
На задней крышке переплёта толстенной и тяжёлой книги отчётливо было видно входное отверстие.
— Слава Богу, что она такая толстая, — заметил Лёшка, — пуля где-то внутри. Потом изымем её. А куда попала вторая?
Мы внимательно осмотрели стены, и, наконец, Даша заметила:
— Смотрите, здесь в панели дырочка. Это не то, что мы ищем?
— Молодец, Дашенька, это точно она. Её-то мы и задокументируем, когда прибудут мои коллеги. В отношении же первого выстрела будет разумнее, если мы промолчим. Иначе у нас изымут эту книгу в качестве вещественного доказательства, а хотелось бы на досуге полистать этот фолиант, глядишь, и обнаружим что-то интересное.
Он достал из кармана медицинские перчатки, привычными движениями рук надел их и поднял лежащий на полу револьвер.
— Видите, здесь в гнёздах барабана две стреляные гильзы. Одну мы оставим, а эту извлечём и спрячем от греха подальше.
От двери раздался очередной звонок.
— А вот, похоже, и соратники мои прибыли. Кстати, скоро мы все будем писать объяснительные. Так вот, мы все давно знакомы, сегодня с утра вместе проводим время. Я пришёл в десять, Даша и вовсе ночевала здесь же по причине близких отношений с хозяином квартиры. Даша, не нужно краснеть и пытаться возражать: во-первых, так будет проще объяснить твоё присутствие здесь со вчерашнего дня, а, во-вторых, кстати, Игорь не женат, с виду приличный человек, и с ним есть о чём поговорить долгими зимними вечерами. Но это так, к слову.
Вечером мы пошли пройтись по центру ночного города: площадь, бульвар, никаких заведений. Такая у нас фишка: любим мы гулять под дождём. Когда вернулись, неожиданно обнаружили в квартире этого человека с револьвером в руке. Увидев нас, он выстрелил, затем последовал мой выстрел, после чего он упал. Никогда раньше мы его не видели. Всё ясно?
Мы с Дашей подтвердили, что нам всё ясно, и Лёшка пошёл открывать дверь. Вернулся он с тремя молодыми людьми. Я знал их, это были сотрудники его отдела. Потом подъехали эксперты, и закрутилась обычная полицейская карусель. Мы писали объяснительные записки, люди вокруг что-то измеряли, фотографировали. Тело Броцкого вскоре унесли на носилках, шум становился тише, и вскоре мы остались втроём. Часы в прихожей показывали десять часов вечера.