Лука Витиелло - другой перевод.

Рейли Кора

— Почему? — пробормотал он, его глаза были полны слез.

— Не плачь, — прошипел я, быстро закрывая дверь в ванную комнату на случай, если отец решит заглянуть в спальню.

Маттео выпятил подбородок, прищурившись, уже начиная рыдать. Я напрягся и схватил полотенце прежде, чем рухнуть на колени рядом с братом.

— Хватит плакать, Маттео. Прекращай, — сказал я тихо. Я провел полотенцем по его лицу. — Вытри слезы. Иначе отец накажет тебя.

— Плевать, — выдавил Маттео. — Срать я хотел на то, что он

сделает.

Он врал, судя по уловимым в его голосе ноткам ужаса.

Я уставился на дверь, обеспокоенный послышавшимися шагами. Было тихо, если только отец не шпионил за нами. Но, скорее всего, он был занят, разбираясь с телом мамы. Может быть, он приказал своему Консильери Бардони утопить его в реке Хадсон. Меня передернуло.

— Возьми полотенце, — приказал я.

Маттео, наконец, послушался и сильно растер им свои красные глаза. Я протянул ему нож. Он осуждающе посмотрел на меня.

— Бери.

Он сжал губы.

— Маттео, ты должен забрать его. — Отец не позволит ему выбросить нож. Мой младший брат, наконец, протянул руку к ножу и ухватился за рукоятку.

— Это всего лишь нож, — сказал я, но все, что я, как и он, видел, была кровь, которой тот был покрыт.

Он кивнул и засунул его в карман. Мы уставились друг на друга.

— Мы остались одни.

— У тебя есть я, — отзываюсь в ответ.

Раздался стук, и я быстро поднял Маттео на ноги. Дверь распахнулась, и вошла Марианна. Ее глаза прищурились, когда она посмотрела на нас. Ее темные волосы, которые она обычно собирала в пучок, были растрепаны.

— Хозяин отправил меня проверить, готовы ли вы. Его Консильери скоро прибудет.

Ее голос звучал странно, я не мог понять его, а губы дрожали, пока ее взгляд скользил между мной и Маттео.

Я кивнул. Она подошла ближе и коснулась моего плеча.

— Мне жаль, — я отшатнулся от ее прикосновения. Я уставился на нее, это помогало сдержать слезы.

— А мне нет, — пробормотал я. — Она была слабой.

Марианна сделала шаг назад, глядя на меня и Маттео, она изменилась в лице.

— Поторапливайтесь, — произнесла она прежде, чем выйти.

Маттео взял меня за руку.

— Я буду скучать по ней.

Я взглянул на свои ноги, на покрытые кровью носки, не говоря ни слова, потому что это тоже стало бы проявлением слабости. Я больше не позволю себе быть слабым. Никогда.

Чезаре нанес сильный удар мне в живот. Задыхаясь, я упал на колени. Марианна опустила свое вязание с резким вдохом. Прежде чем он успел нанести удар мне в голову, я отклонился и поднялся на ноги, поднимая сжатые кулаки.

Чезаре кивнул.

— Больше не отвлекайся.

Я

сжал зубы и атаковал, притворившись, что собираюсь нанести апперкот, а затем ударил его кулаком в бок. Издав утробный звук, он упал, опрокинувшись на спину. Чезаре давал мне уроки борьбы с тех пор, как мне исполнилось три.

Чезаре отошел от меня.

— Ты будешь непобедим, когда станешь старше.

Я хотел быть непобедимым уже сейчас, чтобы отец больше не смог нас избивать. Я был выше и сильнее других детей в школе, но нужно было стать еще мощнее. Я принялся снимать перчатки.

Чезаре повернулся к Маттео, который сидел на краю боксерского ринга, подтянув ноги к груди и наморщив лоб.

— Твоя очередь.

Мой брат никак не отреагировал, уставившись в никуда. Я швырнул в него боксерскую перчатку. Он тяжело вздохнул, почесывая голову и взлохмачивая свои темные волосы, а затем нахмурился.

— Твоя очередь, — сказал я.

Он поднялся на ноги, но я мог сказать, что он был в хреновом настроении. Я знал причину, но надеялся, что он сдержится.

— Почему мы не на похоронах мамы?

Марианна направилась к нам. Я швырнул в него вторую перчатку.

— Заткнись!

Он топнул ногой.

— Нет! — он спрыгнул с боксерского ринга и направился к выходу из спортзала. Что он творит?

— Маттео! — крикнул я, кинувшись за ним.

— Я хочу попрощаться с ней! Это нечестно, что она там одна.

Нет, нет, нет! Почему он говорит подобное в то время, когда мы окружены кучей посторонних? Я не оглянулся на Марианну и Чезаре, но знал, что они расслышали каждое слово.

Я быстро схватил Маттео за руку у выхода и вернул обратно в зал. Он попытался отделаться от меня, но я был сильнее. Он посмотрел на меня глазами, полными слез.

— Прекрати плакать, — резко прошептал я.

— Неужели ты не хочешь попрощаться? — прохрипел он.

Давление в моей груди усилилось.

— Она же не захотела с нами попрощаться, — заявил я Маттео, и он вновь заплакал.

Марианна положила руку на его плечо, но не на мое. Она запомнила. Каждый раз, когда она пыталась утешить меня в последние дни, я отталкивал ее.

— Это нормально – грустить.

— В этом нет ничего нормального, — грубо сказал я. Разве она не понимает? Если отец узнает, что Маттео плакал, особенно в присутствии Чезаре, он накажет его. Может, даже выжжет глаз, как когда-то угрожал мне. Я не мог позволить этому произойти. Я посмотрел на Чезаре, который стоял в нескольких шагах позади, снимая бинты с запястий.

— Наша мать была грешницей. Самоубийство – это грех. Она не заслуживает нашей грусти, — повторил я то, что сказал мне священник, когда я приходил к нему вместе с отцом. Я не понял его мысли. Убийство тоже было грехом, но святой отец никогда не говорил об этом нашему отцу.