Лукавый ангел
Шрифт:
Уже в машине Элис повернулась к Дагу и тихо спросила:
— А зачем ты мне это все сказал, Даг?
— Потому что не мог больше сдерживаться. Знаешь, с некоторых пор я думаю, что большая часть наших проблем заключается в нашей собственной нерешительности. Мы избегаем прямых и честных слов, мы откладываем серьезные разговоры на потом — а никакого «потом» ведь может и не быть.
— Ты меня не любил…
— Я и сейчас не знаю, люблю ли я тебя. Пока совершенно однозначно могу ручаться только за тело — душа в смятении. Между нами еще слишком многое стоит, Элис. Слишком многое.
— Что же? То, что я работала на Оуэна Клиффа?
— И
Она отвернулась, помолчала, а потом вдруг сказала ясным и спокойным голосом:
— Если у нас будет время, я хочу, чтобы мы вернулись к этому разговору. Потому что я не желаю, чтобы между нами что-то стояло, Даг Брауни. Я… мне кажется, что я люблю тебя.
Насчет двадцати часов до Калифорнии это Даг погорячился. Первый могучий марш-бросок в семьсот километров (правда, при помощи поезда) оказался и последним их достижением. На скользкой дороге гнать машину было невозможно, а когда пейзаж за окнами окончательно сменился и стало теплее, выяснилось, что у Ласточки, как и всякой женщины, есть свои капризы. Например, она совершенно не переносила тепло — даже столь условное, как стоявшие за окном семь градусов выше нуля. Первый перегрев мотора случился в нескольких милях от города Логан, когда они пересекли границу Юты. Даг съехал на обочину и примерно полчаса потратил на бегание вокруг кремового фургона, от которого валил пар. Элис Джексон тем временем гуляла по округе, заросшей симпатичным подлеском и густым кустарником, с наслаждением разминая затекшие ноги.
Синее небо и яркое солнце совершенно не вдохновляли Дага Брауни. Он нервничал, сам не зная почему. С одной стороны — злился на себя за дурацкое признание Элис Джексон. С другой — слегка недоумевал, почему это она так спокойно себя ведет, хотя и сама только что призналась ему в любви…
Ближе к вечеру следующего дня они наткнулись на потрясающее произведение американской культуры и архитектуры. Ровно посреди абсолютно пустого поля, слегка присыпанного снежком, стоял покосившийся домик, на крыше которого горели неоновые буквы, складывающиеся в слово «Зюминка». Возле домика виднелась бензоколонка, подозрительно сильно занесенная снегом.
Элис вдруг закапризничала и сказала, что они просто обязаны зайти и поесть как люди. Другого шанса у них может и не быть — дальше пойдут куда более оживленные места. Даг нехотя согласился, хотя и сам чувствовал себя совершенно разбитым. Давненько миновали те времена, когда он колесил по Америке на грохочущем джипе и ночевал, закинув ноги на руль, а лицо прикрыв собственной шляпой. Последняя ночевка до сих пор отзывалась болью в пояснице.
«Зюминка» оказалась «Изюминкой», о чем с некоторой гордостью поведал им бармен и хозяин славного заведения, которого звали благочестивым именем Обадия. Почему-то с еще большей гордостью он сообщил, что бензина в колонке нет, телефона нет, компьютера нет и никогда не было, а что касаемо телефона-автомата на заднем дворе, так он чего-то не работает.
Обадия даже представить себе не мог, как обрадовали эти известия молодую пару слегка несвежего вида. Мужчина заказал галлон кофе тройной крепости, а его симпатичная девчонка — или жена, кто их сейчас разберет, — слопала за один присест яичницу с беконом, пончики со сливовым повидлом, сандвич с курицей, кусок пирога с черникой и запила это все зеленым чаем.
Комнаты у Обадии имелись, правда слегка пахнущие плесенью, поскольку последний раз на ночлег в «Изюминке»
Нельзя сказать, что вода в душе была горячая, но это была вода. Даг вообще на такие мелочи внимания не обращал, особенно с утра пораньше. В соседнем номере визжала Элис Джексон, которая явно предпочитала воду потеплее. Даг улыбнулся, вспомнив Элис на ферме «Елочки» — румяную, мокрую, завернутую в пушистое полотенце…
Они позавтракали, попрощались с Обадией и отбыли. Примерно через два часа началось настоящее столпотворение — учитывая низкую посещаемость мотеля за последние пять лет.
Первым примчался шериф, которого Обадия недолюбливал в связи с крупным проигрышем в покер. Шериф бдительно оглядел абсолютно пустой бар и сообщил Обадии, что власти аж четырех штатов разыскивают опасного убийцу, так что ухо он — Обадия, не убийца, — должен держать востро и в случае чего немедленно сообщить шерифу.
Обадия на это кротко заметил, что почтовые голуби зимой не летают, а тамтамы на таком расстоянии хрен услышишь. Шериф пообещал прислать телефонного мастера за счет городка и отбыл.
Через полчаса после шерифа заявились джеймсы бонды. Кино про агента 007 Обадия очень любил и часто пересматривал, так что тайных агентов узнавал с первого взгляда. Четверо с проводочками в ушах выпрыгнули из машины, рассыпались по двору, трое остались на улице, один вошел в бар и сообщил Обадии, что они разыскивают одну симпатичную девушку, которая является важным свидетелем по одному делу. Выглядит девушка вот так — при этом агент сунул под нос Обадии снимок, крепко сжимая его двумя пальцами. Большой палец пришелся как раз на лицо неведомой девицы, но это Обадию совершенно не расстроило, потому что ее фигура ему понравилась гораздо больше всего остального. И платьице ничего, вырез аж до пупка…
Но самым зловещим оказался, как и положено, третий посетитель. Этот приехал через час после отбытия группы агентов 007 и изъявил желание выпить кофе и съесть пирог с крыжовником. Разглядел его Обадия, только когда принес заказ. Незнакомец был очень бледен и худощав, глаза у него были темные, практически без белков, волосы тонкие и пушистые, как у младенца, кожа чистая и как бы слегка прозрачная… В общем, незнакомец до ужаса напоминал одного парня из одного фильма — такие фильмы Обадия тоже очень любил, но никогда не запоминал их названий. Там, короче, падшие ангелы, черти с Люцифером и хорошие люди все время норовят не то разрушить, не то спасти мир.
Вот этот незнакомец и был вылитый падший ангел. Дождавшись кофе, он вдруг схватил Обадию за запястье и вежливо поинтересовался:
— Когда они уехали?
Обадия вытаращил глаза и тут же понял, что совершает большую ошибку. Пальцы у незнакомца были словно из стали. Запястье онемело.
— Я задал тебе вопрос, толстяк.
— Не знаю, мистер, про кого вы говорите. Тут с утра была уйма народу! Я сам удивляюсь…
— Мужчина и женщина. Микроавтобус. Вмятина на бампере. Женщина очень красивая, мужчина… темные волосы, высокий, загорелый. Только не говори, что ты лиц их не разглядел, ладно?