Luminosity - Сияние разума
Шрифт:
Болтовня Майка перестала доставлять мне удовольствие, как только мы вошли в физкультурный зал, и он сказал:
— Кстати, ты ткнула Эдварда Каллена карандашом или что? Никогда не видел его таким.
— Понятия не имею, что могло его спровоцировать, — произнесла я, стараясь чтобы мой голос звучал твердо, но не так, словно я адвокат, — я вообще с ним не говорила.
— Он странный парень, — сказал Майк, развернувшись ко мне, вместо того, чтобы идти в мужскую раздевалку, — если бы мне повезло сесть рядом с тобой, я бы обязательно захотел поболтать с тобой.
Замечание о разговоре было милым… но слово “повезло”
*
После физкультуры занятий больше не было. Я убедилась, что все нужные бумаги подписаны учителями, и отправилась в главный офис, чтобы отдать их. Снаружи было холодно, так что я практически влетела в цветное маленькое здание. Дверь захлопнулась за мной раньше, чем я поняла, что в офисе помимо секретарши, которую я видела этим утром, находится еще и Эдвард Каллен. К счастью, он либо не заметил меня, либо проигнорировал; я встала у стены, ожидая, пока он покончит со своим делом и освободит секретаршу. Они, похоже, спорили. Из некоторых предложений я поняла, что он пытается заставить ее перевести его с биологии с нашим классом в какой-либо другой. У него был странный мягкий голос — я задумалась, всегда ли он так говорит или же он пытается убедить секретаршу при помощи своего обаяния. Мне пришла в голову дурацкая мысль узнать, как он поет.
Спустя некоторое время и учитывая оценку Майком враждебного поведения Эдварда, казалось невозможным, что попытка перевестись не имела ничего общего со мной. Но в этом случае — чего я бы хотела? Я хотела, чтобы на меня никогда больше так не смотрели. Будет хорошо, если он перейдет в другой класс, так что удачи ему.
Дверь снова открылась, пропустив волну холодного воздуха в помещение. Внутрь влетела девушка, выкинула бумагу в корзину, стоявшую на стойке и выскользнула обратно. Как только за ней закрылась дверь, Эдвард медленно обернулся и уставился на меня полными ненависти глазами.
— Ничего, — отрывисто сказал он секретарше, — вижу, это невозможно. Спасибо за помощь. — И исчез за дверью.
— Как прошел первый день, милая? — тепло спросила секретарша. Она не видела выражения лица Эдварда и явно не заметила, что у меня дрожали колени.
Я задумалась, солгать или выложить всю правду и наконец произнесла:
— Я встретила много отличных ребят.
Я посидела немного в офисе после того, как сдала все бумаги, пытаясь побороть слабость в ногах. Если Эдварду так хочется избегать меня, не собираюсь ему в этом мешать. К моменту, когда я подошла к пикапу, на парковке почти никого не было. Я поехала домой, раздосадованная и запутавшаяся.
Когда я сделала все записи, мой блокнот, наверное, уже пожалел о том дне, когда взошли побеги тех деревьев, из которых он был сделан.
Первая колонка блокнота, “хорошее”. Эрик, Джессика, Анжела, другие друзья Джессики и Майк дружелюбны.
Следующая колонка, “требует исправления”. Что ДЕЛАТЬ с Эдвардом? Исключения: смотри указанное выше про работу в классе. Скорее всего не следует доверять Джессике личную информацию. Майк чересчур дружелюбен.
Я посмотрела на первый пункт списка для исправления. Посмотрела еще раз. Идей не было. Мой мозг выдавал гипотезы, но ни одна из них не была правдоподобна настолько, чтобы ее можно было принять за рабочую. Эдвард не был экспериментальным роботом, запрограммированным пугать девушек из Феникса, если они подходят к нему ближе чем на десять футов. Он не был и бешеным анархистом, который считает что полицейские и их семьи должны умереть. И вряд ли он думал, что если пристально смотреть сквозь отверстия в моем черепе, то он узнает больше о мозге и станет лучше понимать биологию.
Это не дало мне ничего касательно самой проблемы, но я решила, что пока не буду заниматься данным вопросом. И он в любом случае продолжит заниматься в том же классе по биологии. Я нарисовала маленькую стрелку от “Что ДЕЛАТЬ с Эдвардом?” и на конце ее написала “Обсудить ситуацию с учителем биологии, попросить дать другого напарника”. Если Эдвард выяснил, что все другие классы уже укомплектованы, то я скорее всего приду к тому же результату, однако это не повод садиться рядом с ним. Если “он страшно на меня посмотрел” не будет достаточной причиной для учителя, я могу вместо этого сказать, что я новичок и не знаю как оформляются лабораторные и попрошу напарника, который мог бы помочь мне с этим. Хотя не следует докучать учителю слишком большим количеством вопросов, разумеется.
Я двинулась дальше. “Поговорить с Джессикой насчет тригонометрии”, написала я. “Поговорить с тренером по физкультуре (о том, что у меня, скорее всего, проблемы с внутренним ухом, а это медицинское оправдание), (и тонко намекнуть ему на возможные судебные разбирательства или что-то вроде того, в случае, если я разобью себе голову), (и УМОЛЯТЬ) “забыть” мою форму и найти некоторые альтернативы, которые тренер согласился бы принять взамен занятий. Может быть я просто буду убираться в зале или сделаю реферат? Или буду заниматься еще чем-нибудь не столько рискованным?
Не записывать мысли в блокнот, пока есть вероятность, что его увидит Джессика. Говорить с ней только на общие темы.
И Майк… Это была трудная задача. Не было очевидного решения, как поступить с ним; я не могла просто сказать ему: “Ты не мой тип потому, что ты чересчур милый и не заставляешь бояться за свою жизнь.” Мои причины для отказа ему были чересчур личными. Я еще не приступала к исследованию того, хотела бы ли я встречаться с кем-то или состоять в романтических отношениях, или еще что-либо в этом направлении. И это казалось слишком рискованным для неподготовленного эксперимента, как для меня, так и для кого-то еще, вовлеченного в это.