Luminosity - Сияние разума

Alicorn

Боль совершенно не уменьшалась. Это бы заняло весь доступный мне интеллект — раньше. Но изменение уже началось, так что в моем сознании было уже больше места…

Был небольшой свободный уголок на задворках моего разума, который я могла использовать для размышлений.

— Время, — потребовала я, успев выплюнуть эти два слога до того, как мои челюсти снова сжались, и надеясь, что он поймет о чем я.

— Ты проспала первые тридцать часов и пятнадцать минут, — тут же прошептал он мне на ухо. Я сконцентрировала все доступное мне внимание на его голосе. Я не была уверена,

галлюцинирую или нет, когда ощутила, что могу слышать больше оттенков в нем — были ли мои уши уже улучшены? Они тоже были объяты пожарищем, как и все остальное. Печи в виде ушей по обе стороны головы все равно могли улавливать звуки — и его голос был напряженным, несчастным, но преданным. Ему был ненавистен факт, что мне больно. Вот что я поняла из сказанного. Но он оставался со мной.

— Сейчас пятнадцать минут второго ночи. Четверг. Все должно закончится завтра в десять вечера — процесс пройдет быстрее с таким количеством яда в организме, — проговорил он сквозь сжатые зубы.

Завтра. Почти послезавтра.

Но не сейчас.

Я пылала.

*

У меня ушел почти час после пробуждения, чтобы по-настоящему захотеть умереть.

Это желание было почти таким же чуждым, какой ранее была боль. (Теперь боль была привычной — то есть я могла бояться каждого момента оставшейся мне пытки по отдельности.) Я никогда ранее не хотела смерти, несмотря на мои легкомысленные ремарки Эдварду о том, что он сделает, если я буду умолять о смерти.

Но ничего не стоило этого. За целое тысячелетие я не смогла бы сделать ничего такого, что стоило бы еще одного часа этого мучения, даже если бы через этот час все закончилось, и за остаток вечности я бы не сделала ничего из того, что стоило бы того времени, что мне осталось вытерпеть на самом деле.

В пять утра четверга я начала надеяться каждой частичкой своего изломанного и обугленного тела, что он лгал о том, что не убьет меня, даже если я буду умолять.

Я умоляла.

Выплевывая слова, ненавидя воздух, которым формировала мольбы, я просила убить меня.

— Нет, — ответил Эдвард таким голосом, словно он испытывал ту же боль, что и я. Невозможно. — Белла, нет. Скоро все закончится. Завтра.

Я зашипела. Прозвучало вполне по-вампирски, по крайней мере этот звук.

— Пожалуйста! — закричала я.

— Нет, — мне показалось, я слышала, как он двигается; возможно, он сжал меня крепче. Я не могла говорить. Все было огнем и агонией; ничто, столь тривиальное как объятия Эдварда, не стоило передачи информации через мои сгоревшие и разрушенные нервы. Я не хотела, чтобы он обнимал меня, если он делает это не для того, чтобы убить меня, закончить это, прекратить это…

Я испустила бессвязный вопль.

Шло время. Я периодически умоляла о смерти, но Эдвард всегда отказывался. Иногда его возражения были слабее прочих, менее категоричными, и тогда я принималась извиваться, рыдать и кричать сильнее. Возможно, если я раню его достаточно своей болью, чтобы он захотел остановиться, он даст мне единственное, что, как я помнила сейчас, я хотела.

Но такой милости мне не

дали. Он не оторвал мне голову, его руки не вырвали мое пылающее, все еще бьющееся сердце. Он не убил бы меня.

После нескольких попыток убедить Эдварда избавить меня от боли, я начала звать остальных. Элис, Карлайла, Эсме, Джаспера, Эмметта, Розали. Я могла слышать шаги, когда они приходили. Я слышала, как каждый из них сказал “нет”. Элис добавила еще, что видит меня в будущем сильным и здоровым вампиром.

— Ты будешь прекрасна, — пообещала она перед уходом.

Эдвард вздохнул с облегчением, когда она сказала это. Хорошее видение. Но недостаточно хорошее, чтобы стоить этих мучений.

Но когда я умоляла Розали, она замешкалась после моей просьбы.

Эдвард зарычал. Было ли это ужасней, чем когда он рычал на Джеймса? Возможно так показалось моим ушам, которые становились все чувствительней с каждой минутой пожарища, воспринимая новые оттенки звуков, которые я ранее упускала. И я знала, что это значит. Она подумала об этом. Она подумала о том, не убить ли меня. Сияющий ангел Эмметта, воистину, возможно она даст мне…

— Роуз! — закричала я, охваченная надеждой, извиваясь в хватке Эдварда, — Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз, Роуз….

— НЕТ! — взревел Эдвард. — Розали, убирайся из комнаты! Я разорву тебя на кусочки, если услышу опять эту мысль, я сделаю это! Убирайся!

— Ро-о-о-о-о-о-о-о-о-о-оуз! — застонала я. Но ее быстрые шаги удалились. Мне показалось, что я даже услышала, как она выпрыгнула из окна.

— Белла, — сказал Эдвард. Он говорил очень быстро, но я уже могла следить за речью на такой скорости, хотя это отнимало все мои тщательно сберегаемые ментальные силы, — Белла, пожалуйста, не проси больше. Умоляю. Я не могу выдерживать это. Я сделаю что угодно, кроме того, чтобы убить тебя. Я не могу этого сделать. Все, что угодно другое.

— Можешь, — я сражалась за то, чтобы выговорить сразу несколько слогов, потеряв шанс, который почти реализовала Розали, — можешь… сломать… мне… спину…

— Что?

— Она… вылечится. Но я… буду… немного… меньше… ощущать… до… того… момента, — выдохнула я и снова беспомощно закричала, — возможно, — снова выдохнула я.

На четверть секунды повисло молчание. (Даже такая продолжительность времени была крайне значительна для меня, с агонизирующей четкостью.)

Последовал небольшой резкий удар в основание моей шеи, и все, что было ниже моих плеч, провалилось в блаженное небытие.

Я все еще дышала и могла слышать свое сердцебиение, но никакой сенсорной информации от тела ниже шеи не поступало. Медицинские познания Эдварда стали спасением — он знал, где нужно нанести удар. Моя шея и голова все еще горели по-прежнему, но потеря ощущений торса и конечностей была настолько драматичным облегчением, что я чувствовала себя опущенной в ванну с ледяной водой.

— Ох, — выдохнула я.

— Этого не хватит на весь остаток трансформации, — предупредил Эдвард, — и я не смогу сделать это еще раз. Как только спина вылечится, ее надо будет оставить в покое, или же обращение может пройти неправильно.