Luminosity - Сияние разума
Шрифт:
Я не хотела игнорировать это, так что нашла толстое одеяло, которым накрыла себя и ноутбук. Я занималась этим во вторник во второй половине дня, когда Джессика отменила наши с ней занятия, так что Эдвард не должен был быть готов монополизировать меня. Я устроилась в своей комнате и начала печатать.
Я начала работать с мыслями после того, как выписала в длинную заметку все о тех днях, когда была под контролем Джеймса. (Как бы они ни были неприятны, я не хотела забыть их вообще, когда мои человеческие воспоминания будут заслонены новыми, более четкими вампирскими: поэтому их нужно выписать, чтобы я могла прочитать их позднее и восстановить все в точности по описанию.)
Думать
Вампиры не подходили. Они все влюблялись либо с первого взгляда, либо близко к этому (заранее, в случае Элис), определенно не мой случай. Их рассказ едва ли будет полезен мне. Я также вообще не хотела разговаривать об этом с любым из моих родителей, поскольку это могло поставить под угрозу планируемое бегство, к тому же все равно их брак получился не слишком удачным (хотя, вроде бы, у Рене с Филом все нормально).
Я задумалась, может ли быть полезен кто-либо из моих школьных человеческих друзей. Джессика и Майк все еще вместе, но часто ссорятся, и их отношения не слишком похожи на хорошие. Для Джессики бойфренд — символ ее статуса, источник подарков и бесплатных обедов, но вряд ли нечто сильно большее. Анжела наконец-то сошлась с объектом ее воздыханий, парнем по имени Бен. Их отношения, по крайней мере внешне, были больше похожи на мои, чем таковые у Джессики и Майка. Анжела и Бен были довольны друг другом, каждый из них старался сделать другого счастливым, что, видимо, гарантировало прочность их отношений.
“Гарантия” казалась очень важной деталью. Это, возможно, было то, что мне нравилось в Эдварде больше всего — он был надежен так, как не мог быть больше никто в мире. Он не мог устать от меня. Не мог изменить мне. Не мог обидеть меня — ладно, мог, но только случайно. Он не мог даже пожелать ничего из перечисленного. Он защитил бы меня ценой своей жизни, если бы было нужно; он сопротивлялся искушению, которое я даже не могла понять, только чтобы быть рядом со мной, и делал это в совершенстве каждый раз.
Общаться с Эдвардом во многих смыслах было своеобразно, просто потому что он вампир, но и в то же время в чем-то даже проще.
Дойдя до этого момента, я ощутила смутное чувство неправильности восприятия данной темы отдельно от меня самой. Словно то, что я чувствую, было делом Эдварда. Разбираться во всем этом было удивительно трудно, нужен был кто-то, кто мог бы мне помочь, поговорив со мной на эту тему.
Я еще несколько минут печатала, расстроенная своей неспособностью разобраться с положением дел сама. Мне даже захотелось, чтобы мой опыт свиданий был шире — ну, вообще — в Фениксе, чтобы я могла сказать: “О, это вообще не так, эти чувства сильнее/другие, они более настойчивые/альтруистичные/абстрактные/частные/полные секса/какие угодно, да, так что, возможно, я влюблена”. Но мне так не повезло. Я проводила свое время одна, больше концентрируясь на занимательной домашней работе, которую нам задавали в классах, бесконечной смене пристрастий Рене и книгах. Даже романтические произведения были бесполезны: персонажи не действовали как нормальные здоровые люди, которых я наблюдала, и если я не склонна к драматическим вздохам, свидетельствующим о неконтролируемой страсти, это не значит
Перспектива говорить с Эдвардом о том, люблю я его или нет, звучала крайне неловко. Это скорее всего ранит его, я не раз прокляну свой язык, и к тому же нет гарантий, что я приду к конкретному заключению. Можно было бы просто отложить все это и еще немного подождать.
Но, в первую очередь, именно с Эдвардом говорить было безопасно. Он был наиболее близким мне человеком…
И я хотела услышать, как он это скажет.
Я сделала домашнюю работу, еще раз все взвесила и позвонила Эдварду. Он согласился прийти тут же, как только я сказала, что Джессики не будет, и спросила, не хочет ли он зайти. Через несколько минут он уже был у двери, где вежливо раскланялся с Чарли, после чего проскользнул ко мне в комнату.
Едва появившись в комнате, он тут же обнял меня и поцеловал в макушку.
— Привет, Белла, — сказал он, глядя мне в глаза. Его лицо было в дюйме от моего.
— Привет, Эдвард, — сказала я, одновременно пытаясь успокоить его и тревожась за предстоящий разговор.
Конечно же, он это заметил.
— Белла, что-то не так? — он усадил меня на кровать рядом с собой, обняв одной рукой, а второй держа мою руку.
Я положила голову ему на плечо и решила начать с него, а не с себя. Моей мотивацией было нечто среднее между стремлением разобраться в этом и желанием просто отложить все на потом.
— Ты меня любишь? — спросила я.
— Да, — тут же отозвался он тихим шепотом.
— Ты никогда не говорил этого.
— Я не хотел давить на тебя, — вздохнул Эдвард, — ты позволила мне быть рядом, проводить с тобой больше времени, чем я бы осмелился попросить. Я не хотел делать ничего, что могло бы все испортить. Этого и так больше, чем я заслуживаю.
Я подняла голову и взглянула в его глаза. Эдвард спокойно встретил мой взгляд. Он правда так думает? Что я “позволяю” ему быть рядом? Что мое разрешение настолько хрупко, что вокруг него надо ходить на цыпочках? Как он вообще может так думать?
— Эдвард, я люблю тебя, — сказала я, зная, что эти слова истинны.
На мгновение повисла тишина, а потом Эдвард поцеловал меня. Я успела подумать только “полагаю, после всего случившегося мы можем это сделать”, а потом мой мозг заткнулся, позволив мне просто наслаждаться этим.
*
Целоваться с Эдвардом было похоже на все с ним связанное — сладко и легко. Я понятия не имела, как правильно целоваться, однако от меня этого и не требовалось. Это просто происходило. Противоречие между поцелуем и необходимостью дышать означало, что в конце концов мне пришлось оторваться от него, чтобы сделать глубокий вдох пахнущего сиренью воздуха. А потом я поцеловала его снова. Во второй раз я открыла полезную привычку дышать через нос.
Он все еще ощущался холодным, однако это больше напоминало мне о мороженом, нежели о чем-то неприятном. С одной стороны хорошо, что это не случилось до апреля. Погода теперь стала теплее, что дало мне возможность ощущать себя уютно даже прижимаясь к моему парню-вампиру столько, сколько хочется.
— Знаешь, — сказала я через несколько минут, когда мы прервались, — мне казалось, что это опасно из-за яда. Думаю, все же следовало спросить.
— Правда? — спросил он. — И как давно бы это произошло, если бы я упомянул, что это совершенно безопасно? Хотя это было бы плохой идеей, — признал он, нахмурившись, — если бы у тебя во рту была ранка или что-то типа того.