Луна 84
Шрифт:
— Зверюга, который не дает спать, — добавляет Оскар на ухо Стоуну.
Тот обдумывает услышанное и довольно быстро догадывается, что недовольный гул и скандирование «Феникс!» во время тихого часа последовали за грохотом в Секторе один.
Дикарь берет поднос и подходит за порцией к персоналу.
— Имя есть у него или так и зовут Дикарем?
— Да хрен его. Дикарь — он и есть дикарь. — Оскар пожимает плечами.
— А с кем он? В смысле, клуб.
— А сам как думаешь? Конечно, он сам по себе! С этим лучше не связываться. Тебе же рассказали про репутацию? — зачем-то еще раз переспрашивает Оскар.
— Да.
— Вот поэтому
— Он не похож на дикаря, — говорит Стоун, пристально следя за его действиями. — Скорее, какой-то сумасшедший бродяга. Промзона Чикаго полна таких, как он.
Тот немногим выше среднего, визуально угрозы не представляет, слегка сгорбленный, широкоплечий, но худощавый, взгляд пустой, всегда направлен куда-то вниз. Дикарь на оскорбления никак не реагирует, и видимо, из-за этого толпа быстро затихает. Но выкрики периодически еще раздаются из-за столов гладиаторов. Они словно возмущены самим его присутствием в общем помещении. Стоун смотрит на Леона. Его, кажется, не колышет, что Дикарь в столовой. Он молча ест. Дикарь забирает остатки пищи.
— И где он сядет?
— Где угодно, — пожимает плечами Оскар. — Плевал он на клубы. —
Дикарь, действительно, особо не раздумывая, садится за стол со свободными местами.
— Сел к посредникам, — поясняет Оскар. Заключенные поспешно встают из-за этого стола и уходят за другой. Дикарь остается в одиночестве, словно прокаженный. — Одна из главных загадок «Мункейджа» — как этот парень все еще жив?
После небольшой паузы Стоун приступает к выяснению ситуации:
— Глупо это спрашивать, но мне просто интересно, как я сюда попал? На Луну, в эту колонию. Почему я?
— Почему ты? — усмехается Оскар. — Почему я? Почему все мы?
— Значит, ты знал о ее существовании? — замечает вдруг Бенуа, опять остановив ложку на полпути ко рту. — Ты спросил так, будто знал о ней.
— Слышал что-то, — отвечает Стоун, обдумывая, как увести разговор в другое русло, но вместо него это делает Оскар:
— А мы даже и не слышали о «Мункейдже», и, уверен, девяносто девять процентов осужденных тоже. Чувак, единственное общее для обедающих здесь, — это то, что мы в чем-то виновны, и всё.
— И в чем — ты? — вырывается вопрос у триста третьего, хотя он вроде бы слышал, что в тюрьме об этом не принято говорить.
— Я замочил отчима, — как-то неожиданно легко заявляет Оскар, пожимая плечами. Стоун даже не знает, как это комментировать. Он смотрит округлившимися глазами на собеседника. — А что? Он получил по заслугам. Гребаный садист. Ни на секунду не жалею о том, что сделал. Бен тоже за убийство здесь. — Бенуа никак не реагирует. — Но кто-то за то, что просто угнал соседскую тачку. Получил полгода, а попал сюда. Один придурок ограбил магазин детских игрушек. Представь, как он удивился, когда открыл глаза в клетке, в колонии на Луне, — смеется Оскар, но, заметив, что никто за столом не поддерживает его, продолжает: — Если ты ищешь какую-то систему во всем этом, то ты ее не найдешь. Я уверен, мы тут случайно. Каждый из нас. Я сидел в колониях, и не раз, по детству. Знаешь, что я скажу тебе? То, что они тут выстроили, и близко не похоже на те места. Это, брат, что угодно, только не колония. Это все ширма. Эти ублюдки, — он кивает на двух охранников у входа, — мутят что-то сложное.
— И какие у тебя варианты?
— Может, это все
— Дерьмо?
— Вот именно, чувак, дерьмо. Как и то, что дают нам жрать. — Оскар раздраженно откидывает миску с сомнительным содержимым.
За время, что он находится в столовой, Стоун отмечает: вокруг всегда что-то происходит. Прямо за столом один парень протягивает кулак за спину, и другой, так же сидя спиной, забирает у него что-то. Приходя есть, многие на самом деле преследуют другие цели. Разговаривают отдельно от остальных, передают записки, пакетики, воровато поглядывают друг на друга, и охрана, в общем-то, не обращает на это внимания. Создается впечатление, что парни с дубинками никак бы не отреагировали, если бы гладиаторы разорвали в клочья Дикаря.
Еще одно странное наблюдение: некоторые, в том числе Оскар, выковыривают хлебную мякоть и, скатывая шарик, прячут в карман. На вопрос «зачем?» Оскар отвечает: «Соседи по камере расскажут» — и рекомендует сделать то же самое.
Закончив прием пищи, все поднимаются из-за стола. Стоун продолжает сидеть.
— Ты чего? — интересуется Оскар.
— Сейчас, — отвечает Стоун. Он пытается встать, но онемевшая рука не слушается, а в голове пульсирует боль. Признаки расщепления. — Ребра, — выдыхает он. Посидев еще немного, рывком поднимается. «Лучше бы это и в самом деле были ребра», — думает Стоун, стараясь не подавать виду. В глазах некоторое время двоится.
Лениво формируется очередь. Охрана всех подгоняет. Стоун встает за Оскаром и перед выходом окидывает столовую взглядом. Один из последних, за пустым столом лениво продолжает трапезничать Дикарь.
Вернувшись в сектор, Оскар сразу берет командование на себя. Они поднимаются на четвертый этаж и останавливаются на балконе.
— Что молчишь? Не заметил изменений? — спрашивает Оскар.
— Что-то с полом, — отвечает Стоун, разглядывая площадку.
— Вот именно, брат. Эта площадка — не общая территория, это территория гребаной войны. Сейчас начнутся Терки. Репутация, отношения, бабки, торговля — все вертится вокруг Терок.
Плитка — металлическое покрытие пола — оказывается чем-то сложным. Она меняет цвета. Причем только на территории первого сектора. Большую часть центра захватила красная плитка, на правой стороне островок поменьше — синяя, на левой еще меньше — желтая, и этим же цветом шириной в одну клетку обведены предыдущие две зоны. Такой же ширины вдоль забора зеленая дорожка. Все свободное от цветной плитки пространство — серого оттенка, как и раньше.
— Территорию делят между собой группы, — мыслит вслух Стоун, — клубы. Красный центр — самый большой, его, вероятно, держат гладиаторы, синий бок у продавцов, желтый — у посредников, а зеленый — у тех, кто с девчонками крутит?
— Центровые, да.
— Остальная — серая зона — у безбилетников. Если дела можно вести только через посредников… Все сделано так, чтобы никто, кроме них, не контактировал с клубами: красная и синяя территории обведены желтым. Это что-то вроде буферной зоны, где они заправляют. У девушек нет зон. Вся их территория — часть Терок. Так это работает?
— Ну ты даешь, брат! Кем ты был на Земле? — усмехается триста первый.
— Я говорил. Программистом типа, — замявшись, отвечает Стоун и продолжает изучать территорию. — Мне просто важно понимать, как все работает. Систематизировать процессы. По-другому не умею.