Луна 84
Шрифт:
— Билет? Это что?
— Получить билет — значит получить приглашение в клуб. Вам об этом должен был сказать мистер Браун. Там, на сцене, перед тем как бросить вас на съедение волкам. Мы все через это прошли, — небрежно отмахивается Хадир, будто пытается так успокоить нового соседа.
— Я что-то такое припоминаю. Он говорил нам о чем-то… О каких-то кружках.
— Вот-вот. Это клубы. Здесь принято их так называть. Грубо говоря, это банды. Три банды — три клуба. Ну или даже четыре. Помнишь громилу,
— Бенуа?
— Да. Тот громила — Ханц из клуба гладиаторов. Ими руководит Леон. Их человек тридцать, и они здесь самые крутые. Мочилово, разборки, наезды — это их дело. Вторые — продавцы. Их двадцать два человека. Руководитель — Мэлфот, он как бы самый умный чувак в «Мункейдже». По крайней мере, все так говорят. У продавцов налажен выход на рынок. Сигареты, шахматы, всякие острые предметы, — подмигивает Хадир, — грязные журналы, карты, наркота, ну и прочее.
— Рынок? Это что, типа реальный рынок?
— Не. Есть тут шахтерский городок. Там около семидесяти тысяч человек проживает. В основном шахтеры с Земли, добывающие лунную руду, и их семьи. Как в любом небольшом городке, у них есть свой рынок. Эксклюзивные права на торговлю с шахтерским городком у мистера Питта. Он привозит продукты с Земли и продает шахтерам. Типа каравана. Ну, космического. И он периодически делает остановку в тюрьме. У него вроде контракт с руководством «Мункейджа».
— Понял, — кивает Стоун, пытаясь ухватить и обработать каждое услышанное слово. Леон — гладиаторы, Ханц — его подручный. Мэлфот — продавцы. Мистер Питт — рынок.
— Гладиаторы и продавцы, мягко говоря, враждуют. Поэтому дела между ними, между продавцами и всеми нами, безбилетниками, ведет третий клуб — посредники. Тоже человек двадцать. Эти парни выполняют грязную работу. Договариваются с продавцами и остальными. Бегунки, грубо говоря. Их и мочат чаще остальных из-за особенностей работы, но если умеешь находить общий язык с владельцем товара и нуждающимся в товаре, то можешь жить припеваючи. Главное — быть аккуратным.
— А четвертые?
— Сектор два, — Хадир останавливает палец на противоположной стене в сотне метров. Там тоже тишина. Можно разглядеть только очертания заключенных через решетки камер. — Сектор два неофициально считается четвертым клубом.
— А с ними можно общаться?
— Это щекотливая тема. Тебе же показательно досталось от Брауна за это. Правило такое: руки держать при себе, не пытаться перелезть через забор или еще как-либо попасть на их сторону.
— В стриптиз-баре был? — добавляет Гарри. — «Смотреть можно. Трогать нельзя». Хотя это правило действует в обе стороны.
— И все-таки просто общаться можно?
— Запрета вроде как нет, но общаться с девушками не по понятиям. Трещать с девчонкой, когда позади тебя еще две сотни парней…
— Осуждается толпой, — подсказывает Гарри.
— Мягко говоря, осуждается, но иногда не только на словах. С девушками можно вести дела. Это даже поощряется. Дела ведут центровые. Это не клуб, а доверенные лица, которые не будут создавать проблем с девчонками. Четыре парня стоят вдоль всего забора. Если тебе нужно что-то передать кому-то во втором секторе или, наоборот, что-то получить оттуда, то это делается через центровых.
— Что, хочешь со своей любимой поболтать? — бросает снизу Гарри с закрытыми глазами.
Хадир смеется и подхватывает:
— Да, точно!
— Нет, нет, нет. Это все чушь полная — то, что я сказал. Я ее в первый раз видел, — отмахивается Стоун.
— Ну, это и называется любовь с первого взгляда! — продолжают дразнить новичка соседи.
— Ничего такого и в мыслях не было! Она в прямом смысле слова случайно попалась мне на глаза, а когда этот Браун собрался поджарить мне яйца, я сказал первое, что пришло в голову!
— И подставил невинную девчонку? — добивает Гарри.
— Ты жесток, парень, — подытоживает Хадир, качая головой.
— Да пошли вы! Меня беспокоит только мое выживание.
Соседи по камере смеются.
— Не принимай так близко к сердцу. Вы реально зрелище устроили. Давно такого не было. Обычно Браун озвучивает всем правила, потом душ, напутственные слова — и отправляет на «приветствие», а у вас целая драма. Наверное, у него было особенно хорошее настроение. Колония до сих пор вас обсуждает.
— В каком смысле «обсуждает»? — удивляется Стоун.
— В плохом, — бурчит снизу Гарри.
— Ну, ты подставил Луну. — Хадир пожимает плечами.
— Подпортил ей репутацию.
— Мы всё тут пропускаем через репутацию. Либо в копилку, либо…
— Черт… Я же не специально. Насколько все плохо? Теперь у нее проблемы? — Стоун вспомнил свой сон. Вспомнил, как она буквально прожгла его взглядом.
— Не знаю. Луна не невинная девчонка. Там, в их секторе — она крутая, — продолжает Хадир. — Ладно, друг, у нас тихий час. Надо использовать по полной. Обеденный сон — важная вещь, так что рекомендую поспать.
Стоун смотрит сквозь весь «Мункейдж» в пустоту:
— Что это за колония такая…
— Чувак, строго говоря, это даже не колония. Это что-то другое. Ну, всему свое время. Ложись спать.
Винтик механизма
Стоун так и не смог уснуть. Он лежит на койке, уставившись в потолок. Периодически посматривает на площадку, на соседей. Те спят. Слышны шаги охранников, обходящих этажи.
Неожиданно какой-то грохот нарушает тишину. Словно кто-то этажом выше уронил шкаф прямо над их камерой. Соседи не реагируют, но за стенкой раздается крик Оскара: