Луна 84
Шрифт:
— Систематизировать процессы? — усмехается Оскар.
— Осваиваешь систему? — К ним, улыбаясь, подходит Хадир.
— Схватывает на лету. Гребаный гений.
У Стоуна возникает еще один вопрос:
— Но зачем эти игры? В чем смысл Терок? Можно же дела вести здесь, на этажах, в камерах. Да где угодно. Зачем все это?
— Как раз по поводу этажей. У нас две минуты, чтобы спуститься, или охранники нас отсюда сбросят.
Втроем они поспешно спускаются. Толпа парней занимает нейтральную зону — территорию безбилетников, которой очень мало для такого количества человек. Стоун предполагал, что эта площадка будет местом для прогулок, но при подобной плотности безбилетников нет возможности даже спокойно
— Хорошо, а запрет на нахождение в камерах есть? — продолжает докапываться Стоун.
— Формально — нет, — мямлит Хадир, — но, как я тебе и сказал, это наш маленький мирок. Наша микроэкономика. Я, кстати, был экономистом, там. — Хадир указывает пальцем на небо.
Стоун поднимает взгляд и только сейчас замечает, что потолок теперь белый, а не прозрачный.
— А что с…
— В «дневное», — Хадир рисует в воздухе кавычки, — потолок такой. Земля только по праздникам, либо «ночью». Это все потом. Главное — Терки. Ты должен стать частью этого мира, иначе потеряешь благосклонность начальника Брауна. Здесь работает система подсчета. Браслет отправляет сигнал о твоих перемещениях на Терках. Собирает статистику твоих дел. Например, находишься в желтой зоне — значит, делаешь дела.
— Так, стоп. Не понял. — Стоун останавливает Хадира и, оглядевшись, замечает, что у каждого заключенного что-то надето на запястье. В этот момент к ним подходит охранник, грубо хватает Стоуна за худую руку и закрепляет на ней серый браслет, ни слова не сказав.
Триста третий разглядывает новый гаджет. С виду ничего примечательного, но у каждого заключенного в зависимости от клуба свой цвет браслета.
— Теперь ты официально в игре. Безбилетник, — ухмыляется Хадир. Оскар кивком подтверждает значимость момента. — Эта штука отправляет данные.
— Куда?
— На смотровую или в какой-нибудь аналитический отдел. Без понятия.
— Они всегда всё знают, — тихо говорит Оскар, подавшись ближе и указав на смотровую. — Полное дерьмо.
— То есть меня обязывают участвовать в этом, иначе счетная машина посчитает меня ненужным, и я… точнее, меня убьют?
— Да, именно так, но «убьют» — это не лучшее слово. Скорее, повышаются твои шансы на то, чтобы покинуть «Мункейдж». Это взаимозаменяемость. Колония существует три года, и за это время «исчезнуть» могла не одна сотня заключенных. Менее эффективные выбывают из игры. Медленно, но верно.
— Черт, я не хочу ни в чем участвовать, я хочу сидеть в камере, — то ли возмущается, то ли поддается легкой панике Стоун.
В его воображении опять возникают картинки, как какой-нибудь парень подходит к нему в душевой с отверткой и несколько раз вонзает ее в спину… Или еще хуже — проходится чем-то острым по горлу…
— Это нормально, друг, вначале все так думают, и посмотри, кто-то до сих пор уверен, что с ним ничего не случится, или им попросту плевать на свою жизнь. — Хадир окидывает взглядом клетки. В некоторых действительно сидят парни.
Через динамики на всю колонию звучит нечто вроде сирены, но звук более высокий. Заключенные морщатся, затыкая уши. Двери камер закрываются, лестница пуста. Охрана наготове.
— Погнали, — произносит Хадир. — Терки начинаются.
Стоун осматривается, думая, что сейчас увидит что-то вроде рынка, но ничего кардинально нового не замечает. Только Бенуа, сидящего в уголке серой безбилетной зоны.
— Он всегда так?
— Да, — говорит Оскар и машет на него рукой. — Ладно, я пойду покручусь. Может, чего перепадет. — Не дожидаясь ответа, он уходит.
— В каком смысле, «покручусь»?
— Твой друг, насколько я понимаю, вынюхивает что-то среди продавцов. По крайней мере, он постоянно вокруг них мотается, — замечает Хадир, провожая
— Это хорошо или плохо?
— Ну, с одной стороны — хорошо, с другой — не очень. Оскар — рисковый парень. Будем думать, что он понимает, что делает.
— В чем риск?
— Это опасные игры. Ты можешь быть просто безбилетником, интересоваться делами, хотеть в клуб, и это нормально. Познакомишься с кем-нибудь, предложишь услугу или найдешь общий язык. Тебя пригласят поучаствовать в чем-нибудь — и вот понемногу твоя карьера идет вверх. Но вдруг ты окажешься шпионом от гладиаторов, например. — Хадир кивает на красную зону. — Тут много вариантов. Если по неосторожности перейдешь кому-нибудь дорогу, наживешь себе проблем. Или наоборот, проявишь себя с хорошей стороны… Хотя и в таком случае наживешь себе проблем. Если есть претендент на билет в клуб — значит, есть претендент и на потерю билета. Быстро став слишком заметным, выскочкой, как твой друг, ты можешь стать угрозой, с которой нужно будет как-то разбираться. Мое мнение: нельзя быть излишне активным. Надо искать баланс.
— Оскар как раз из этих. Из слишком активных, — подмечает Стоун.
Вместе с Хадиром они медленно идут по серой зоне среди сотни безбилетников. Стоун внимательно следит за происходящим, параллельно анализируя полученную информацию. У него назревает следующий вопрос:
— Хорошо. А для чего соперничество? Как я понимаю, все друг другу нужны. Нет смысла враждовать. Вы можете мирно сосуществовать и развиваться. Типа какой-нибудь здоровой экономической зоны.
— И тут опять вступает в игру главный мотиватор. — Хадир поднимает взгляд на смотровую. — Никому не нужна твоя здоровая экономическая зона. Браун заставляет всех двигаться. Постоянно раскачивает лодку. Гладиаторы неофициально подчиняются ему. Им дарована определенная власть, и они ею пользуются. Давят всех остальных. Продавцы могут под них прогнуться, но не будут. У них тоже есть свои рычаги давления… Экономические, материальные, — подбирает правильные слова Хадир. Стоуну кажется, что сокамерник был бы полезен как продавцам, так и посредникам. В нем точно есть вся эта рыночная страсть.
— Почему ты до сих пор без билета?
— Ну, я здесь относительно недавно. Мою группу привезли несколько месяцев назад. Но я работаю над тем, чтобы получить билет.
— В какой клуб?
— К посредникам, — на ухо Стоуну.
— Почему?
— Это самый безопасный клуб, — пожимает плечами Хадир. — Я буду мало кого интересовать. То есть я надеюсь на это.
— Ты же говорил, что их убивают чаще остальных.
— Посредник ставит под угрозу свою жизнь, если действует глупо, если берется за дело, которое не может провернуть, если пытается кого-то надуть, если бабки его ослепляют. Там много подводных камней и много возможностей подзаработать. Но я не из таких, и что самое важное — я не стремлюсь сорвать куш. Меня устраивает скромное стабильное выживание. Некоторые рвутся получить дело с каким-нибудь крутым гладиатором или продавцом, то есть поиграть по-крупному, но мне это не нужно. Готов хоть всю жизнь торговать сигаретами, а на интриги мне плевать.
— Гладиаторам запрещено напрямую взаимодействовать с продавцами?
— Да, но они не будут, и у них есть на это веская причина. Они враждуют.
— Из-за чего?
— Говорят, Леон лично убил брата Мэлфота. Больше ничего об этом не знаю, — шепчет Хадир. — Им приходится вести дела, но они самые настоящие враги.
— Мэлфот — лидер продавцов? — переспрашивает Стоун, чтобы закрепить свои познания.
— Да.
— У них типа война? Они друг друга мочат или что?
— Не то чтобы война, но речи о торговле напрямую нет. И иногда это заканчивается кровью. — Хадир замечает, что Стоун о чем-то задумался. — Над чем теперь размышляешь?