Луна 84
Шрифт:
— Ладно, ладно. Однажды Максимус полез с ним драться, но переоценил свои силы. Так говорят. — Подняв указательный палец, Хадир напоминает, что это лишь версия произошедшего.
— То есть Дикарь победил? — удивляется даже Стоун.
— Да. Говорят, была настоящая бойня — лужи крови. Парни хорошенько прошлись друг по другу. Очень давно. Максимус тогда был дерзким новичком, устраивал драки со всеми подряд, пока не нарвался на Самсурова. И как раз после этого боя, как только вылез из медчасти, он получил билет от самого Леона. Не думаю, что сейчас есть смысл их сравнивать. Посмотри на Дикаря: теперь
— Он же может достать Дикаря в любом месте
— Может, но не будет. Ему важно, чтобы все было как в прошлый раз. Чтобы все это видели, на ринге.
— Этот Самсуров реально дикий ублюдок, — говорит Оскар.
— Да тише ты, — оглядывается Хадир. — Дикарь редко выходит на бой, так что никогда не знаешь, что он покажет в этот раз. А вообще его часто вызывают, и Максимус вроде вызывал. Он дерется только тогда, когда сам хочет. А когда хочет он, насколько я понимаю, отказываются другие — и дело даже не в самом бою, а в репутации Дикаря. Не репутации на Терках, а репутации как бойца. Против Райана, по-вашему, был бой? Нет. У зверя нет чести. Кто с таким захочет драться? Ради чего? Пара спейсов и репутация того не стоят, даже если победишь. Он же может горло перегрызть! Выколоть тебе глаза!
— Да не гони! — отмахивается Оскар, выдавив неуверенную улыбку, будто пытается доказать себе, что это неправда, но другие не улыбаются в ответ.
— Это мое мнение. У каждого оно свое. Но Дикаря боятся, потому что он вряд ли будет размахивать руками, как все.
— Люди боятся неизвестности, — говорит Бенуа. — От него не знаешь, чего ожидать.
— А ты сидел с ним за одним столом! — вспоминает Оскар.
— Я не сидел с ним. Я ел. И, судя по тому, что видел я, — он тоже, — спокойно пожимает плечами Бенуа.
— Я же рассказывал, что он сделал с новичком?
— Нет. Не рассказывал, — отвечает Стоун.
— Очередное жуткое дерьмо, — комментирует Оскар. — Я уже слышал эту историю от троих людей. Какой-то неудачник…
— Не какой-то, — перебивает его Хадир. — Этот парень был из моей партии. Его закинули к Дикарю за нападение на охранника, а наутро нашли с заточкой в горле.
Стоуну хочется в это поверить, но он вспоминает, что холодный анализ — ключ ко всему. Все слишком просто. И делится сомнением:
— Всякое могло произойти.
— Мы тоже так думали. Мало ли, завязалась драка, но тут есть два момента. Во-первых, заточка принадлежала Дикарю. Некоторые заключенные знали, что у него она есть, и он этого не отрицает, как и не отрицает, что убил этого парня. Но вторая подробность пугает меня еще сильнее: на теле убитого нашли тридцать колотых ран. Скажите мне, как это могло произойти? Случайно? Драка это была или самооборона? Каким образом он ткнул того парня заточкой тридцать раз? В общем, никто в здравом уме не полезет драться с ним без реальной на то причины. Есть еще желание его защищать?
— Я его не защищаю. Я только не могу понять…
— Стоун, ты все пытаешься понять, — влезает Оскар. — И это иногда бесит. Хочешь понять гребаного маньяка?
Стоун молчит. Хадир продолжает:
— То-то и оно.
«Минута!» — оповещает один из охранников.
Три принца выбраны. По шесть человек стоят у забора. Те, что будут держаться за прутья, тестируют перчатки.
— Максимус — победитель турнира. Это понятно. А как выбрали своих принцев торговцы и посредники? — продолжает допытываться Стоун.
— Статистика, — пожимает плечами Хадир. — Они лучшие на Терках в этом месяце. Шансов против Максимуса нет, но все равно интересно, кто из них хотя бы до верха доберется. Да и им выгодно. Вся колония на тебя смотрит. Заработаешь репутацию.
От этого слова Стоуна уже начинает тошнить. Всё, буквально всё в нее упирается. Создается впечатление, что это не просто слово, а нечто вполне конкретно измеримое — как очки в какой-нибудь игре. Терки, Час свободы, Черный день, два сектора, бои, Подведение итогов, «Мункейдж» — одна большая смертельная игра.
— Так это соревнование? — спрашивает Оскар.
— Да, победитель получает главный приз. С момента, как первая «ступенька» поможет тебе оторваться от земли, ты не имеешь права касаться пола на нашей стороне. Только перелезть через забор. Упал — выбыл. Ты можешь прийти и вторым, и третьим — и получишь маленький приз.
— Какой?
— Поцелуй, друг, поцелуй!
Стоуну это кажется развлечением, безумным развлечением. Привычная угнетающая, тревожная и нервная обстановка Терок и боев сменяется общим задором, в этот раз никто не требует крови и насилия. Это общее желание толпы увидеть… победу любви?
Девушки тоже с интересом наблюдают за происходящим, однако не подходят слишком близко к забору.
Толпа быстро заводится, но через общий шум легко пробивается: «Мак-си-мус! Мак-си-мус!». И самое удивительное для Стоуна — скандируют имя местного чемпиона не только гладиаторы, но и многие безбилетники. Максимус приподнимает руку над головой, принимая поддержку, будто кандидат — от избирателей. Если кто и близок к званию героя «Мункейджа», так это Максимус.
«Десять секунд!»
Все три принца стоят на одинаковом расстоянии, готовясь подбежать к первой «ступеньке» и забраться дальше, выше, а сами «ступеньки» умело и быстро собираются.
«Пошли!»
Парни срываются с места. Коренастый — первый в «ступеньках» от гладиаторов — подставляет руки и подкидывает Максимуса на второй «этаж». Слегка пошатнувшись под весом своего принца, «ступеньки» выравниваются. Чего не скажешь о продавцах. Их принц падает, не сумев взобраться на плечи второй «ступеньки». Приземлившись прямо на зад, он ноет, но его фиаско вызывает лишь смех толпы. Посредник, даже не пытаясь соревноваться с Максимусом, медленно и аккуратно взбирается на второй уровень. За него, кажется, не болеет никто, кроме членов клуба, да и они скорее надеются, что он просто сможет пройти всю дистанцию, не повторив судьбу продавца, и тем самым поднимет репутацию всего клуба.