Лунатики
Шрифт:
Он купил шоколадное печенье по цене целого обеда, а потом пошел по периметру нижнего этажа магазина. Обойдя его дважды, он поднялся по эскалатору на второй этаж и обошел его. Тут он посмотрел на часы и увидел, что до начала его предпоследней лекции летнего курса про Topo/Эмерсона [9] остается двадцать пять минут.
Ну и фиг с ним.
Он обнаружил, что пялится на девочек. Здесь было полно девочек – они фланировали вдоль стен. Не женщин – девочек. Не старше девятнадцати. И все они напоминали ту студентку с первого ряда группы по британской литературе профессора
9
Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) – американский писатель и философ.
Стивену все они казались непривлекательными почт до отвращения. Он жаждал увидеть кого-то, похожего н женщину. Женщину с тяжелыми бедрами и грудями, с несколькими морщинками возле глаз, которые доказывали бы, что она знает жизнь.
Кого-то, похожего на Хэлли.
Вот в чем все дело. Он пришел в ярость от мысли что у Кэти роман, но на самом деле его привело в полное уныние то, что у него нетромана с Хэлли.
– Какой же я идиот, – сказал он.
Две девицы, шедшие навстречу, посмотрели на него похабно, и одна из них показала ему средний палец.
Стивен начал подмечать тенденцию.
Он снова посмотрел на часы. У него пятнадцать минут до того, как миру станет очевидно, что он презрел свои обязанности. А от торгового центра до университета по крайней мере двадцать минут езды, и пройдет еще десять, пока он доберется до лекционной комнаты. Ему не успеть.
Поэтому он как сумасшедший ринулся к ближайшему выходу, снова проскочив мимо тех двух девчонок и показав им два средних пальца. Делать этот жест не было в его привычке, но Стивен спешил, а они начали первыми. Он прибежал к маленькой развалюхе «форду», запрыгнул внутрь, обжег руки о руль и включил двигатель. Старая развалюха загрохотала, как дерьмовоз, каковым и являлась, и Стивен поехал так быстро, как только возможно по этому шоссе.
Он ворвался в лекционную комнату с опозданием на девять минут, без книг и лекционных материалов, в потной рубашке, со всклокоченными волосами и сбитыми набок очками. Студенты его ждали, и он получил странное удовольствие, наблюдая, как отвисают у них челюсти и расширяются глаза. Профессор Корман не был замечен в появлении на лекциях в таком виде, будто перебрал «ангельской пыли». [10]
Стивен стоял на кафедре, стараясь отдышаться и ожидая, осмелится ли хоть один студент спросить, что случилось. Никто не осмелился.
10
«Ангельская пыль» – синтезированное галлюциногенное вещество фенциклидин (PCP).
– Итак, приступим, – наконец сказал он. – Поллета мы говорили о Торо и Эмерсоне. – Он сделал паузу и уставился на аудиторию. – Так какого хуя вам еще надо знать об этих парнях?
Он не остался на заседание ученого совета, не стал отрабатывать свое рабочее время. Сразу после того, как его группа – которая вела себя на удивление хорошо,
С минуту Стивен размышлял, не отправиться ли туда же. Но было уже слишком поздно, и когда он доберется, Джек уже будет в голом виде бродить по округе. А Стивен в этом месяце что-то не имел аппетита к такому зрелищу, даже при наличии бутербродов с копченой колбасой.
Он подъехал к магазину на Гваделупа-стрит, купил там ледяной кока-колы и выпил ее, сидя в автомобиле на крошечной стоянке. Было уже почти шесть часов, и на улице шумел и вонял вечерний поток автомобилей. Почему-то Стивен от этого чувствовал свое одиночество острее, чем если бы вокруг не было ни души. Повсюду машины и люди, но все в гадком настроении и спешке, и никто не обращает на него ни малейшего внимания. Находись он на Луне, он был бы не более одинок, чем в центре Остина.
Если, конечно, предположить, что Лили уже покинула Луну и направилась на ежемесячное свидание с Джеком.
Стивен допил ледяную кока-колу через соломинку одним длинным удушающим глотком, и у него ужасно заболела голова. Он даже обрадовался. Боль привела его в чувство и заставила заметить, что он весь растрепан и от него несет потом.
Он решил, что Кэти вернулась на работу после своего визита домой на обед, и это значило, что сейчас дома ее нет. Она никогда не приходила домой с работы раньше половины восьмого. Так что он мог туда пойти, принять душ, переменить рубашку и уйти раньше, чем она появится.
Что бы он ни собирался делать нынешним вечером, он был уверен в одном: он абсолютно не хочет видеть Кэти. Если он и будет ночевать сегодня дома, он ляжет спать на кушетке в гостиной.
Но мысли о кушетке и о том, как она раскладывается в двуспальную кровать, привели его к мыслям о простынях и нижнем белье.
И он сказал себе, что это смешно. У него нет никаких доказательств. А что до простыней и нижнего белья… хорошо, ну и что? Может, Кэти решила, что хочет опять ими пользоваться и они так долго лежали и запылились, что нуждаются в стирке.
Если не считать того, что Кэти никогда не делала ничего подобного за все время, что он ее знал. Обычно менял белье и стирал он. Занятия Кэти домашними делами ограничивались разве что случайной попыткой сделать свой фирменный наследственный картофельный салат.
Ледяная головная боль не прекращалась, как это бывало обычно.
Он вышел из автомобиля, кинул пустой стакан из-под кока-колы в мусорный бак и пошел к телефонам-автоматам на углу. Хэлли работала дома и по вечерам никуда не выходила из-за детей. Так что она ответит, если он захочет позвонить.
Хотя она может подумать, что это странно. Они были друзьями, но Стивен почти никогда ей не звонил – потому что до сих пор боялся, что она поймет, какие чувства он к ней испытывает. Но теперь он надеялся, что она это знает. А если не знает, то, может быть, он сделает первый шаг и скажет ей сам.
Хэлли ответила после третьего звонка.
– Алло, да, да, кто это? – Голос у нее был встревоженный.
Стивен стоял, не в силах вымолвить ни слова и внезапно осознав, что вечернее техасское солнце выбивает горячую татуировку на его бледной шее.