Лунатики
Шрифт:
– Не такими словами, – сказала Хэлли. – Но довольно близко. И мои дети рассказали мне о леди, которая может превращаться в птицу. Я им посоветовала не выдумывать, но теперь подозреваю, что это выдумала ты.И если так, ты просто больная женщина.
Глаза у Лили сверкнули.
– Я – вообще не женщина, – сказала она. Голос у нее больше не был музыкальным.
Хэлли ее оглядела.
– Да женщина, – сказала она. – Ни один переодетый мужчина не смог бы произвести такого эффекта, особенно что касается грудей. Я бы заметила. Я однажды переспала с
14
«Возмутительная игра» («The Crying Game», 1992) – драма американского режиссера Нила Джордана, в которой главный герой бывший член Ирландской республиканской армии, влюбляется в девушку своего друга, убитого ИРА, и далеко не сразу узнает, что эта девушка – в действительности трансвестит.
– Его запах? – презрительно спросила Лили.
– Нечего смеяться. – Хэлли глубоко вздохнула. – В твоем случае важно не наличие запаха, а его отсутствие. Я нахожу мужчин по запаху. Этот дар я получила с наступлением половой зрелости.
– И как же получают такой дар? – спросила Лили.
Хэлли не понимала, всерьез спрашивает Лили или нет. Но ей было наплевать. Правда есть правда.
– Я бегала по гимнастическому залу, – сказала она, – и, пробегая мимо двери в мальчишескую раздевалку, что-то такое вдохнула, и оно сбило меня с ног. Буквально. Учитель физкультуры принес мне флакон с нашатырным спиртом, но даже нашатырь не смог рассеять этот запах.
Она замолчала, погрузившись в воспоминания.
– Что это был за запах? – спросила Лили.
Хэлли удивилась ее интонации. Лили спросила заинтересованно. Как подруга.
– Мальчиков, естественно, – сказала Хэлли. – Но раньше я такого никогда не чувствовала. Раньше мальчики воняли арахисовым маслом и лейкопластырем, конфетами, бейсбольными перчатками, соплями и жевательной резинкой. Но в тот день на гимнастике я почувствовала что-то новое. Запах только-достигших-половой-зрелости, сексуально не удовлетворенных самцов-подростков, множества самцов. Потные, липкие запахи перемешались и поднимались клубами, как пар над супом. – Она хихикнула. – Потом учитель отвел меня в девчоночью раздевалку, и там я обнаружила, что у меня начались первые месячные. Через две недели я потеряла девственность. Или, если точнее, выбросила ее, завернув в «клинекс».
Хэлли смотрела через плечо Лили на полную Луну, вспоминая своего первого тощего мальчика и как почти весь девятый класс они по очереди третировали друг друга.
– Сколько тебе было лет? – спросила Лили.
– Четырнадцать, – сказала Хэлли. – И ему тоже. Я знаю, у большинства девочек в первый раз случается с парнями старше их, но я не хотела, чтобы он думал, будто учит меня. Я сама хотела его учить, а не наоборот.
Она вновь перевела взгляд на лицо Лили и увидела, что та все еще
– Четырнадцать лет – это ведь ужасно рано, разве нет? – спросила Лили.
– Конечно, рано, – фыркнула Хэлли. – Если моя дочь сделает это в четырнадцать, я убью не только парня который ее сломает, но и любого самца человеческого рода в радиусе двенадцати миль. С чего это мы вообще об этом заговорили? Не хочешь зайти?
Лили испугалась. К такому ее лицо тоже не привыкло.
– Ты уверена, что хочешь видеть меня в своем доме? – спросила она. – У меня сложилось впечатление, что я тебе не нравлюсь.
Хэлли поразмыслила.
– Я так думала, – наконец сказала она. – Но только что я рассказала тебе историю как-я-потеряла-цветок-невинности, так что мое подсознание, должно быть, уверено, что с тобой все в порядке, хотя у тебя немного едет крыша. – Она отошла от дверей и поманила за собой Лили.
Лили помялась, но затем перешагнула порог. Ее высокие каблуки зацокали по кафелю в прихожей. Хэлли посмотрела на черные полуботинки и чулки Лили и удивилась, на кой черт они ей сдались.
– Я не часто захожу к людям домой, – нервно сказала Лили. – По крайней мере, к женщинам.
Хэлли вошла в кухню и позвала Лили за собой жестом.
– Ага, я так и знала. Ты заходишь лишь к мужчинам, а это означает, что ты все-таки суккуб. Без обид.
– Никаких обид, – неуверенно сказала Лили. Она прошла за Хэлли в кухню, цокая каблуками.
Хэлли остановилась, оглянулась и посмотрела на ноги Лили.
– На самом деле тебе не доставляет удовольствия ходить на каблуках, правда?
– Смотря что понимать под удовольствием, – слабо улыбнулась Лили. – Я нахожу их неудобными. Но мои ноги некрасивы, по человеческим меркам, а обувь это скрывает.
– Ты хочешь сказать, что носишь их ради Джека? – спросила Хэлли. Ее поразила такая идея. Не то чтобы угождать Джеку так уж плохо – она сама этим когда-то занималась, – но есть же пределы, и физический дискомфорт – один из них.
Лили покачала головой, и волна черных волос перекатилась с одного плеча на другое. На миг Хэлли ее возненавидела. Никому не позволено иметь столь роскошные волосы.
– Я ношу их не ради Джека, – сказала Лили. – С Джеком я… ну, босиком. Обувь нужна, когда я появляюсь на людях, а это происходит не часто.
– Ладно, теперь ты не на людях, – сказала Хэлли. – Не стесняйся их скинуть. Сейчас я скину свои. – Она сбросила кроссовки, не развязывая, и пошевелила пальцами ног, стоя на полу. – Видишь? Мои узловатые старые ножки тоже прекрасными не назовешь.
Лили засмеялась. Как серебряные колокольчики.
– Но по крайней мере, они человеческие, – сказала она.
– Извини, я забыла, – сказала Хэлли с легким сарказмом. – Ты же богиня.
Лили так посерьезнела, что лицо ее напоминало теперь белый мрамор, инкрустированный двумя темными камнями.
– Нет, – сказала она. – Наверное, ты была права. Я – суккуб. Демон.
Хэлли почувствовала легкое раздражение.
– Слушай, перестань, – сказала она. – Я тебя просто подразнила. – Она повернулась к кухонным шкафчикам. – Тебе кофе или чай? Или что-нибудь другое?