Львы Аль-Рассана
Шрифт:
Иногда совсем не хочется прослеживать все уровни значения или последствий. Иногда хочется просто сделать то, что хочется. Она подошла к Мазуру и впервые нежно поцеловала его в губы.
И вот это его удивило, как поняла Джеана. Он даже не обнял ее. Так же она когда-то поступила с ибн Хайраном, в Фезане. Она – ужасная женщина.
– Спасибо, – сказала она визирю Рагозы. – Спасибо за маску.
Шагая домой в сопровождении телохранителя, она вспомнила, что забыла спросить, в чем он сам явится на карнавал.
Под
Она могла вернуться в больницу. Там у нее лежали трое больных. Можно было еще зайти домой к женщине, которой вот-вот предстояло рожать. Но сегодня утром никто из них особо не нуждался в ее заботах, и так приятно было бродить по весенним улицам, не имея срочных дел.
Ей пришло в голову, что единственное, чего ей действительно не хватает здесь, в Рагозе, – это подруги. Ее окружало так много достойных, даже выдающихся мужчин, но как раз сейчас ей так недоставало возможности выйти за городские стены в это ясное утро, наполненное пением птиц, и посидеть возле приземистой хижины вместе с Нунайей и другими уличными женщинами, выпить чего-нибудь прохладного и посмеяться над их непристойными, язвительными рассказами. «Иногда необходимо иметь возможность посмеяться над мужчинами и их миром», – подумала Джеана.
Она провела – сколько, большую часть года? – в мире мужчин, и вела себя серьезно и профессионально. Спала в палатке зимой среди отряда воинов. Они уважали ее за это, доверяли ее мастерству и ее суждениям, а некоторые из них даже любили ее, и Джеана это знала. Но не было другой женщины, с которой она могла бы просто посмеяться или, качая головой, поиздеваться над причудами солдат и дипломатов. И возможно, даже доверить ей свои ночные страдания, когда она лежала без сна, прислушиваясь к звону струн, которые пели для других женщин на темных улицах внизу.
Несмотря на все удовольствия и радости этой жизни вдали от дома, от людей, поведение которых она могла бы предсказать, у нее возникали и неожиданные стрессы. «Возможно, – думала Джеана, – не так уж и плохо, что приближается этот знаменитый карнавал и никто, кроме Мазура бен Аврена, не знает наверняка, кем она нарядится». При этой мысли ее охватило волнение и, что неизбежно, легкая тревога. Хорошо бы сегодня иметь возможность поговорить с Нунайей. Нунайа больше понимает в мужчинах, чем любой знакомый Джеане человек.
Сама того не замечая, Джеана характерным жестом слегка пожала плечами и пошла дальше. Она не умела бродить без цели. Она шла слишком быстро, словно у нее была назначена срочная встреча и она опаздывала.
Ей было двадцать
Однако сначала, проходя по тихому переулку, она заглянула в открытый дверной проем и увидела там знакомого человека. Она заколебалась, а потом, отчасти потому, что они еще не разговаривали с ним наедине с тех пор, как пришли вести из Сореники, Джеана вошла. Родриго Бельмонте стоял спиной к двери, щупая образцы пергамента в лавке переписчика.
Он так сосредоточился на своем занятии, что не заметил ее появления. Но лавочник увидел и вышел из-за прилавка ей навстречу. Джеана жестом призвала его к молчанию. Тот понимающе улыбнулся, подмигнул и вернулся на свой табурет. Почему, удивилась Джеана, все мужчины улыбаются одинаково? У нее вызвало раздражение невысказанное предположение лавочника, и поэтому она заговорила более холодно, чем намеревалась.
– И для чего он вам нужен? – спросила она. – Изложить требования выкупа?
Родриго тоже принадлежал к людям, которых нелегко удивить. Он оглянулся и улыбнулся.
– Привет, Джеана. Разве не красиво? Посмотри. Пергамент из кожи газели, из овечьей кожи. А ты видела бумагу, которая имеется у этого замечательного человека? – Лавочник расцвел в улыбке. Родриго сделал два шага к следующей коробке и осторожно достал из нее свиток льняной бумаги кремового цвета.
– У него и полотно тоже есть. Посмотри. А некоторые куски окрашены. Вот красное. Вот что годится для требования выкупа! – Он улыбнулся. В его голосе звучало непритворное удовольствие.
– Картада заработает еще денег, – ответила Джеана. – Эту краску делают в одной долине к югу от нее.
– Знаю, – сказал Родриго. – Но не могу поставить им это в вину, если они создают с ее помощью такую красоту.
– Значит, уважаемый Капитан желает приобрести полотна? – спросил купец, поднимаясь со своего табурета.
– Увы, Капитан не может позволить себе ничего столь экстравагантного, – ответил Родриго. – Даже для требований выкупа. Я возьму этот пергамент. Десять листов и полдюжины хороших перьев.
– Не хотите ли воспользоваться моими услугами? – спросил переписчик. – У меня есть образцы моего почерка. Можете взглянуть.
– Спасибо, не надо. Я уверен, ваш почерк безупречен, судя по тому вкусу, который вы проявили в подборе материалов. Но мне нравится самому писать письма, когда выдается свободное время, а люди говорят, что мой почерк можно разобрать. – Он улыбнулся.
«Его разговорный ашаритский язык всегда был отличным, – подумала Джеана. – Его можно принять за местного жителя, хотя, в отличие от Альвара и некоторых других северян, Родриго сохранил свой собственный стиль в одежде. Он по-прежнему носил у пояса хлыст, даже когда выходил из дома без меча, как сейчас».