Лягушка Баскервилей
Шрифт:
Глава 20
– Ну че, договариваемся? – деловито осведомилась хозяйка, втаскивая меня в большую комнату, в которой царил чудовищный беспорядок. – Видишь, как хорошо живу? Небось тебе, богатой, такое даже и не снилось. Осмотрись и поужасайся!
Я молча обозрела комнату. Да, сейчас я обитаю в Ложкине, в большом, просторном доме, и особо не задумываюсь о цене, приобретая продукты. Но бывали в моей жизни разные времена, в том числе и такие, когда приходилось покупать картошку не килограммами, а по счету: две на суп, три на пюре и одна про запас. Только никогда я не жила в такой грязи, хоть и не считаю себя идеальной хозяйкой и, если уж быть совсем
Стирка всегда вызывала у меня малоприятные эмоции, к тому же у нас в ванной долгое время стояла так называемая машина-полуавтомат – здоровенный агрегат, куда следовало самостоятельно заливать воду, потом выливать ее, а на режиме отжима машина начинала скакать по полу, словно норовистый ишак, и мне приходилось садиться на нее, чтобы утихомирить бешеный механизм. Стирала машина плохо, но потом Оксанка посоветовала класть в барабан два теннисных мяча, и белье стало выглядеть чище. Однако борьба со вздорной машиной еще ерунда, намного хуже было гладить вещи при помощи советского утюга, имевшего лишь два температурных режима: горячо и холодно, ясное дело, ни о каком отпаривании речи не шло.
А пылесос? У меня имелось некое торпедообразное чудище, которое с невероятным ревом всасывало через шланг комки грязи, а потом выплевывало ее в дисперсном виде через отверстие, расположенное в антифасадной части, мешок для сбора отходов, как правило, оставался после уборки полупустым. Я была абсолютно уверена: мой пылесос – живое существо, он сначала ест пыль, а потом… ну, что происходит через некоторое время со слопанной пищей? Вот-вот.
Еще в доме имелся холодильник, в морозильнике которого с пугающей регулярностью нарастала «шуба», и тогда начинался процесс под названием «мытье рефрижератора». Все продукты вываливались в таз и закрывались сверху ватным одеялом, или «укладка» ставилась в ванну, налитую холодной водой. Желая сократить время на разморозку, хозяйки изощрялись кто как мог. Одни пользовались феном, другие пытались воздействовать на «сугробы» пылесосом, третьи запихивали в отсек вентилятор, четвертые ставили в него миску с кипятком. Один мой приятель тыкал в «айсберг»-паяльником, а Ленка Ремизова клала в «ледник» электрогрелку (правда, один раз подругу так шибануло током, что она перестала выпендриваться). Вот только острым ножом сковыривать лед было нельзя. Я один раз проткнула какую-то трубочку и лишилась холодильника – из него вытекла некая, необходимая для функционирования жидкость (или что там в него закачано).
А еще у бедных советских женщин не было средств для мытья посуды, чистки кастрюль, отбеливания, стирки… Вернее, неправда. Существовала бутылка с надписью «Чистюля», только обработанная ею тарелка воняла керосином. Порошок «Пемолюкс» был замечателен всем, кроме одного – после его использования на всех поверхностях оставались царапины. А от «Белизны» новое белье расползалось в руках. Но советские бабы с честью выходили из тяжелого положения: на мойках стояли банки с пищевой содой, сухая горчица великолепно отчищала все, от ванны до оконных рам, белье кипятили с хозяйственным мылом (запах, правда, стоял ужасный, зато простыни потом сияли), а «Белизну» наливали в унитаз на ночь, утром просто спускали воду и любовались на сверкание «фарфорового друга». И никогда ни у меня, ни у моих подружек, считавших до получки не рубли, а копейки, не стояла в доме такая грязь, как у Раисы.
– Кручусь-верчусь, – ныла ничего не подозревающая о моих мыслях Раиса, – а живу хуже всех. И че делать?
Я с трудом удержала рвущиеся с языка слова. Как поступить? Ну, для начала вымыть посуду, застелить кровать, постирать занавески, смахнуть пыль, протереть
– Значит, покупаешь мне телик, – начала загибать пальцы Раиса, – холодильник, плиту, рукомойник, ковер бордовый, одеяло пуховое, три подушки, еще бельишко постельное льняное…
– Как насчет машины? – не выдержала я. – «Мерседес» подойдет?
Раиса заморгала:
– За фигом он мне? Лучше в дом хорошее. Мебель пора менять и…
Мое терпение лопнуло.
– Рая, по какой причине я обязана вас облагодетельствовать?
Санитарка плюхнулась на стул, прямо в кучу скомканных тряпок.
– Я знаю все про Ларису Королькову!
– Ладно, – кивнула я, – рассказывайте.
– Нашлась хитрая! Телик вперед!
– Я вовсе не уверена, что ваши сведения представляют ценность. Сначала разговор, потом оплата.
– Фиг тебе! – взвизгнула санитарка. – Бабки вначале.
Я вынула из сумочки одну купюру:
– Это аванс. Начинайте.
Раиса схватила ассигнацию, сунула ее в лифчик и заговорщицки зашептала:
– Начнут говорить, что Ларка сумасшедшая, – не верь, она нормальней многих была. Ну пыталась на зоне с собой покончить, и что? Знаешь, сколько таких? Гвозди глотают, бритвы, а то еще в петлю сунутся, но так по-хитрому, что спасти можно. Да у нас весь второй этаж из мастырщиков – симулянтов, если по-простому.
– Зачем людям такие ужасы с собой проделывать? Если лезвие съесть, и впрямь на тот свет отправиться можно, – подскочила я.
– Ты на зоне сидела? – поинтересовалась Раиса.
– Нет конечно.
– От сумы да от тюрьмы не зарекайся, – философски заметила санитарка. – Не знаешь, че за решеткой творится, и молчи. Людям наша больница раем кажется, вот и уродуются, чтоб хорошо пожить. Только долго таких симулянтов не держат, живо назад отправляют. Ладно, по порядку пойду.
Преодолев брезгливость, я опустилась в продавленное, воняющее старым котом кресло и стала слушать корявую речь Раисы.
Главврач больницы – отличный специалист и хороший человек, но одновременно Пацюк крайне наивна, обмануть ее способен даже годовалый малыш. Персонал отлично знает свое начальство и вовсю пользуется слабостью Елены Николаевны, даже больные быстро понимают что к чему и дурят доктору голову. К счастью для Пасюк и на горе для остальных работников, при Елене Николаевне существовала заместительница, Зинаида, – хитрая, злая, расчетливая баба, больше всего на свете любящая деньги. У Раисы имелась твердая уверенность: кое-кто из больных вышел на свободу с помощью Зинки – та за немалую мзду химичила с историями болезни и помогала преступникам освободиться. А еще иногда в добротеевской больнице оказывались юноши из Москвы, все как один призывного возраста. К гадалке не ходи, понятно, в чем дело, – Зинка помогала откосить от армии. Раиса не знала, каким образом Зинаида проделывала подобные штуки, но санитарка не сомневалась: заместитель главврача брала большие «гонорары» за свои услуги.
– Ну посуди сама, – горячилась Раиса, – Зинка москвичка, че ей в Добротееве делать? Неужто в столице психушек мало? За фигом ей три часа в день на дорогу тратить? Это ж во сколько встать надобно, чтоб в восемь утра обход начать? Очумеешь, особливо зимой. Че ей тут, медом намазано, скажи?
Я пожала плечами.
– Вот, – удовлетворенно закивала Раиса. – А я поняла. Добротеево хоть и близко от Москвы, да не столица. Тут контроль меньше, вот она и варила себе компот за жирные бабки. Подружка у Зинки имелась, на зонах служила, тоже доктором. Как звать ее, я позабыла, имя такое, заковыристое… Малина, нет, Ульяна… Полина… ну несовременное… Буратино какое-то…