Лягушка

Евгеньева Лариса

Однако Сева-вожатый, вроде бы и не собираясь снаряжать погоню, сидел на скамейке у спальни, то ли вырезая что-то перочинным ножом, то ли просто строгая чурку.

– В медпункте была?
– спросил он, подняв голову.

Дина кивнула.

На цыпочках она вошла в тихонько посапывавшую спальню - свежий воздух действовал лучше всякого снотворного - и пробралась к подоконнику. Надпись была на месте, просто ее никто не заметил. Дина послюнила палец и размазала надпись.

На следующий день показывали кино. Он - теперь

у него не было имени, - вдруг подсел к Дине. Она посмотрела на него, как на пустое место, а он, похоже, принял это за какой-то знак примирения и обрадованно забормотал о своем осточертевшем братце.

– Знаешь, вчера получил письмо от Тарасика, ну, не сам он писал, конечно, а бабка, он только палец приложил, намочил в чернилах и шмякнул печать. Такие там хохмочки, слушай! Бабка поит его парным молоком. "Пей, говорит, - это молочко просто от коровки". А Тарасик: "Бабушка, а от какого зверя кислое молоко?" От какого зверя!

Дина неопределенно кивнула.

– А однажды утром бабка говорит: "Сегодня мне приснился твой братик!" Я, значит. А Тарасик: "Ой, бабуся, как жалко, что я не лег к тебе в кровать, тогда бы и мне он приснился!"

Было похоже на то, как она когда-то подсела к нему и стала рассказывать про Лёку, - но нет, все было иначе.

Погас свет, пошло начало журнала, он наклонился к ее уху и прошептал:

– Не сердись.

– Я не сержусь, - сказала она чужим голосом.

– Правда не сердишься?

– Правда.

Назавтра они продолжили репетировать "Отелло". Конечно, все уже было не так, раз даже Света Савельева сказала:

– Лады, старуха! Будут тебе "звуки животных" на костре. Молодец, что уже не лижешься с Маратиком!

– А когда я с ним лизалась?
– хмуро поинтересовалась Дина.

– Извините, если что не так, - тотчас слиняла Света.
– Я ведь в переносном смысле.

Отчего-то даже такая задира, как Света, не захотела с ней связываться. Вроде бы на ней висела табличка, словно на трансформаторной будке: "Не трогай! Убьет!"

Один лишь Марат этого не видел. Или не хотел видеть. Она репетировала, разговаривала с ним, даже смеялась его шуткам, а в голове гвоздем засела одна-единственная мысль: "Как?! Ну как ему отомстить?!"

– Почему ты ни разу не спросила... ну, чего ради мне взбрело в голову с этой сценой из спектакля?

Отрепетировав в последний раз, они возвращались в лагерь со "своей" поляны. Прощальный костер - завтра. Репетиции окончены.

Дина молча пожала плечами. Тогда она была счастлива, что ему это "взбрело", а сейчас... Не все ли равно.

– Я тебе скажу, я никому не говорил, никто не знает, ни один человек. Только тебе. Потому что, знаешь, ты настоящий друг.

Он говорил путано и сбивчиво, как о чем-то необыкновенно важном.

– Для меня это будет самый настоящий Рубикон. Знаешь, что такое Рубикон?

– Знаю. Река. "Рубикон перейден, -

сказал великий полководец Юлий Цезарь.
– Обратно пути нет".

– Вот именно. Обратно пути нет.

– Что-то я не поняла. Ты объясни, если хочешь.

– Конечно, хочу. Ты знаешь, я... В общем, ну, как тебе сказать... Я хочу стать артистом!
– выпалил он.

– Подумаешь, тайна, - небрежно сказала она.
– Многие хотят. Только не я.

– Честно?

– А то как.

– Ну а для меня... просто смысл жизни, и все! Серьезно.

Он взглянул на нее с коротким смешком, но по глазам было видно - да, серьезно.

– Понятно. Значит, блеснуть решил. У тебя вообще-то ничего получается.

– Да не блеснуть, не блеснуть! Все наоборот. Я ведь не просто так сказал - Рубикон. Если у меня бы все по-человечески было...

– А как у тебя?

– Знаешь, я боюсь.

– Кого?

– Ну, публику, народ. Зрителей, в общем. Читаю, репетирую, ну, один человек, два или даже три - все ничего. Все хорошо, хвалят меня, я и сам вижу, что ничего, есть, как говорится, данные... Но только выхожу на сцену - все. Конец мне, понимаешь?

– В каком смысле?
– уточнила она.

– Да во всех. Словно в пропасть лечу.

– Текст забываешь?

– Текст забываю, руки-ноги, это самое... отнимаются, в голове каша. Ну и тэ дэ.

– Понятненько...
– протянула она. Что-то наклевывалось. Что-то оч-чень любопытное...

– Ты хочешь спросить, зачем я еще и на этот костер полез?

– Хочу, - кивнула она.

Действительно, чего это ради лезет он на костер? Джордано Бруно подумать только!

– Потому что это - последний шанс. Самый последний, ясно тебе?

– Ну, почему?

– Да потому! В школе я уже оскандалился два раза. Провалился с треском! Третий раз, сама понимаешь...

Она согласно покивала.

– В Доме пионеров, в кружке, - тоже. Попросили меня из кружка. Почти. Предложили реквизит разный делать, костюмы - а на кой они мне? В общем, последняя надежда. Понимаешь, я должен в себя поверить. Убедиться, что могу. Ты не думай, я не просто с бухты-барахты. Я аутотренингом занимаюсь - знаешь, что это такое?

– Ага. "Я сильный и смелый, я лучше всех, я всех талантливее..." Ну, внушил себе это?

– Почти.

– Ты что, и правда так сильно хочешь в артисты?
– спросила она недоверчиво.
– А если не выйдет? Все равно придется стать кем-то другим.

– И ты туда же!
– воскликнул он почти что с мукой.
– Все равно как моя мама: все профессии важны, все профессии нужны. Не будешь, сынуля, артистом - будешь кем-нибудь другим, не менее уважаемым: педагогом, инженером, врачом, поваром, наконец! А я не хо-чу! Понимаете вы все?!

– Ну не ори ты так!

– Я не ору. Вот ты - кем ты хочешь быть? Ты уже решила?