Лю Яо: Возрождение клана Фуяо

Priest P?

Хань Юань внезапно встал и, даже не взглянув на своих братьев, направился прямо к морю.

Ли Юнь захлебнулся рыданиями. Он быстро сложил печать, не заботясь о том, правильной она была или нет, и с силой хлопнул Хань Юаня по спине. Бесчисленные тонкие нити потянулись от его ладони, опутывая Хань Юаня.

— Стой на месте!

Хань Юань позволил этим нитям врезаться в его тело, оставляя мириады мелких порезов. Он будто так ничего и не почувствовал. Ли Юнь стиснул зубы и сжал пальцы в кулак, собираясь с силой оттащить брата назад, но в этот момент Хань Юаня внезапно охватило пламя. Казалось, в нем

изначально было что-то неправильное. Пламя в мгновение ока испепелило паутину Ли Юня вместе с одеждой Хань Юаня. И, когда уже ничто не могло ему помешать, совершенно голый Хань Юань бросился к морю, нырнул в воду и больше не всплыл на поверхность.

Только Чэн Цянь ничего не знал о случившемся. Все его чувства притупились и сжались в комок, сосредоточившись на боли. Пара холодных рук потянулась к нему, поднимая и поддерживая. Чьи-то дрожащие пальцы коснулись его лица.

Как странно. Сейчас, Чэн Цянь не чувствовал ничего, даже запаха крови, окутавшего его, но каким-то образом ему удалось уловить аромат орхидей.

Этот аромат исходил от рукавов старшего брата. Юноша чувствовал его всякий раз, когда тот давал ему лекарство, и он задерживался на простынях, когда Чэн Цянь бездельничал в комнате Янь Чжэнмина. Всякий раз, когда этот запах окружал его, юношу всегда тянуло в сон.

Сознание Чэн Цяня начало угасать. Краткое прозрение, вызванное его желанием утащить Чжоу Ханьчжэна следом за собой, прошло, и на мгновение он даже забыл, где находится.

— Я... — Чэн Цянь начал бредить.

Янь Чжэнмин опустил голову, приблизившись к его лицу.

— М-м?

— ... хочу пойти... домой…

Янь Чжэнмин был потрясен. Его губы растянулись в печальную улыбку.

Юноша с трудом поднялся на ноги, держа Чэн Цяня на руках, и мягко сказал:

— Хорошо, пойдем домой. Старший брат отведет тебя обратно на гору Фуяо.

Чэн Цянь, казалось, улыбнулся ему в ответ. Он постепенно слабел, сил на то чтобы говорить почти не осталось, и юноша замолчал.

И в то же время, словно из ниоткуда, ему в голову пришла мысль: «Как больно. Умирать так больно. Неужели, когда я родился, я чувствовал то же самое?»

А потом он вспомнил, что, когда он родился, его мать перенесла эту боль за него.

Внезапно обида Чэн Цяня на своих родителей и всех остальных людей полностью исчезла, как по дуновению ветра. Вся его короткая жизнь, наполненная скитаниями у чужих ворот, в миг рассеялась, утонула в безмятежном аромате орхидей.

Голова Чэн Цяня потеряла опору и упала на плечо Янь Чжэнмина.

Именно это люди называли «судьбой» Она приходила с шумом, когда ей заблагорассудится, и уходила без следа. За тем, что прошло, уже нельзя было угнаться.

Ли Юнь вскочил на ноги и поспешил за ними:

— Старший брат! Старший брат! Отпусти его, Сяо Цяня больше нет!

Но Янь Чжэнмин отказался его слушать. Тогда Ли Юнь схватил его за локоть.

— Старший брат!

Шаги Янь Чжэнмина замерли, когда он повернулся и молча посмотрел на него. В его глазах не было ни слезинки. Сердце Ли Юня подскочило к горлу. Больше всего на свете юноша боялся услышать слова: «Медная монетка заснул, не шумите».

Теперь, когда один из них погиб, а другой пропал без вести, если еще и старший брат сойдет с ума, что он будет делать? Ли Юнь сделал

полшага назад, его голос дрожал.

— Старший брат, пожалуйста, не пугай меня.

— Я знаю. — Янь Чжэнмин опустил глаза и прошептал, будто самому себе. — Я не сошел с ума. Пусть младшая сестра перестанет плакать.

Услышав это, Ли Юнь испугался еще больше, потому что безумие старшего брата оказалось еще более необычным.

— Иди и принеси немного воды. — сказав это, он даже не обернулся, даже не взглянул на Ли Юня. Прежде чем отнести тело Чэн Цяня в сердце необитаемого острова, он снова пробормотал. — Приведем его в порядок... А потом придумаем, как сделать лодку.

Ли Юнь ошеломленно спросил:

— Куда же ты хочешь отправиться на лодке?

— Сначала мы вернемся в дом Янь. Нужно все проверить, но я думаю, что этого места больше нет. Несмотря на все богатства моей семьи, они всего лишь люди. Избавиться от них не сложнее, чем разорить муравейник... Я просто хочу увидеть все своими глазами. Если они действительно погибли, я перестану думать об этом.

Тело Ли Юня покрылось мурашками. Всю дорогу сюда они продолжали обманывать себя, что амулет Сюэцина попросту исчез, а сам Сюэцин в полном порядке. Конечно, и с домом семьи Янь все было в порядке. Но теперь глава его клана, казалось, разом принял все те печальные новости, что этот мир бросил на его пути.

Чжэши молча опустил Лужу на землю и направился за водой. Затем он помог Янь Чжэнминю опустить Чэн Цяня на землю и смыть пятна крови, покрывавшие все тело юноши. Закончив с этим, Янь Чжэнмин все еще не мог избавиться от чувства, что столь неряшливый вид был слишком оскорбительным для Чэн Цяня. Он снял свои собственные верхние одежды и завернул в них юношу.

Опустившись на колени рядом с Чэн Цянем, Янь Чжэнмин еще долго смотрел на его лицо. Ему казалось, будто он собственными глазами видит, как последние крупицы надежды, таившиеся в глубине его сердца, превращаются в прах.

Янь Чжэнмин вдруг подумал: «Почему я все еще жив? Почему я не могу уйти вместе с ним?»

Как только эта мысль пришла ему в голову, его ядро начало вращаться в обратном направлении. Зловещее сияние, слабый предвестник отклонения Ци, озарило его лицо. Тысячи мыслей поднялись в его душе, сплетаясь с небывалой скорбью. Чжоу Ханьчжэн, Тан Яо, Бай Цзи... бесчисленные лица пронеслись прямо перед его глазами.

— Почему они не умирают? — внезапно пробормотал Янь Чжэнмин. — Что за высший закон позволяет этим бесстыдникам жить столетиями?

Чжэши, стоявший ближе всех к нему, сразу же заметил, что что-то не так. Он тихо позвал:

— Глава клана.

Янь Чжэнмин медленно повернулся к нему. В это мгновение, его, такие знакомые, вечно улыбающиеся персиковые глаза, превратились в бездонные колодцы, полные бескрайней темноты. Янь Чжэнмин вдруг глухо рассмеялся, четко и ясно произнося каждое слово:

— Если я достигну Дао, я буду творить все, что захочу, делать все, что мне заблагорассудится, я буду убивать людей без разбора и забирать у них все, что увижу. Если хоть кто-нибудь осмелится встать у меня на пути, я разорву его на тысячи частей, изрублю его душу настолько, что он больше никогда не сможет войти в цикл перерождений, будь он хоть сам Будда, хоть какое угодно другое божество!