Любимая для Монстра
Шрифт:
Я почувствовала, как будто потеряла свой смысл. Неужели я не смогу вырваться из этой клети? Но, в то же время, я не могла себе позволить быть просто игрушкой в его мире. Я должна была иметь право на свои решения.
Но всё было так хорошо, до этой ссоры. Всё, что у нас было, казалось таким истинным, и теперь я не могла отделаться от мысли, что разрушила это своими собственными действиями.
Остаток дня я провела в тишине, в полном одиночестве. Сердце сжималось от боли. Я смотрела в пустоту,
Агата принесла еду, но я не могла заставить себя есть. Я не могла даже подняться. Всё, что я могла, это лежать в тишине, поглощённая своими мыслями, в которых Эдмунд и я — два мира, так далеких друг от друга.
Когда ночь пришла, я всё ещё сидела на кровати, обхватив колени руками. Тишина была полной, давящей. Я закрыла лицо руками, ощущая, как одиночество становилось осязаемым. Слёзы снова лились, и я не могла сдержать их.
— Так больно… Почему мне так больно? — прошептала я в темноту.
Эдмунд так и не пришел. Силы покидали меня. И, наконец, я провалилась в сон, но даже в нём не было покоя.
Глава 80
Я проснулась от лёгкого, почти невесомого прикосновения. Всё вокруг было мягким и размытым, словно я находилась на границе между сном и явью. Что-то тёплое прижалось к моей спине, и лёгкое дыхание коснулось шеи, заставляя меня вздрогнуть.
— Эдмунд? — прошептала я, не осмеливаясь поверить, что он здесь.
Тёплая ладонь скользнула по моей руке. Это было так нежно, что мне показалось — это сон. Но сон не мог быть таким реальным. Я приподнялась, на миг ощутив, как слабость охватила всё тело. Головокружение застлало мой взгляд, и я опустилась обратно на подушки.
— Тише, не вставай, — раздался его голос, хриплый и напряжённый, как будто каждое слово давалось ему с трудом. — Пожалуйста, просто лежи.
Перед глазами всё ещё было туманно, голова странно гудела.
— Прости меня, —его голос был тихим, словно каждое слово ранило его изнутри. Мне так жаль…
Его слова прошли сквозь меня, как острие кинжала.
— Когда ты стояла и плакала… — он замолчал, борясь с собой, — у меня внутри всё оборвалось. Каждая твоя слеза — хуже лезвия меча. Я был глупцом…
Он склонил голову, и я почувствовала, как его губы осторожно коснулись моего плеча. Его прикосновение было мягким, как весенний ветер, я закрыла глаза, чувствуя, как его тепло пробирается глубже, согревая меня.
— Я не хотел причинять тебе боль, — продолжал он, едва слышно. — Но страх за тебя ослепляет меня.
Его рука мягко скользнула вниз, к моему животу, где сейчас билось маленькое, хрупкое сердце — наше дитя.
— Прости меня, — прошептал он, будто обращаясь не только
Его голос дрогнул.— Я поклялся, что никогда не стану таким как мой отец, не повторю его ошибок. Но теперь я вижу, что… Я не лучше.
Слёзы сами собой наполнили мои глаза. Я чувствовала его боль, его раскаяние, и это было невыносимо.
— Эдмунд… — только и смогла прошептать я, но он не дал мне договорить.
— Я так вас люблю, — его голос задрожал, но он не отодвинулся. — Пойми, я лишь боюсь за тебя, за вас обоих. Это место не умеет иначе, Розалия. Оно ломает людей. Боюсь, что ты пострадаешь, что я не смогу тебя защитить.
Я закрыла глаза, позволяя его словам проникнуть в каждую частицу моего сознания. Его боль была настолько явной, что мне захотелось укрыть его собой, как он пытался защитить меня.
— Эдмунд, — прошептала я, — Ты не можешь ограждать меня от всего.
— Я знаю, — его голос был тихим, почти сломленным. — Но как я могу рисковать тобой? Я не смогу жить, если что-то случится с тобой или с нашим ребёнком.
—Ничего не случится.—Я старалась звучать твердо. —Но мне нужно расти, стараться стать равной тебе. Стать твоей порой и силой.
Он долго молчал, а затем кивнул, его лицо смягчилось.
— Я понимаю, — сказал он наконец. — Но Розалия, ты вся моя жизнь. Тебе не нужно ничего делать, чтобы доказывать свою ценность. Ты и так, самое ценное из того что у меня есть…Без тебя остальное не будет иметь смысла.
Его слова обрушились на меня, как волна. Я слышала заботу, слышала любовь, но чувствовала, что он всё ещё не понимает меня до конца.
—Эдмунд…Я хочу жить, а защита что дарит абсолютная безопасность, лишает другого —воли и свободы…Я не хочу быть заключённой, даже ради твоей любви.
Он поднялся, взяв меня за руку, его пальцы были тёплыми и ласковыми.
— Мы не можем уехать сейчас в родные земли, — сказал он, не отводя взгляда. — Зима ещё слишком сурова, а ты слаба. Но и в этом замке, я бы никогда не остался, если бы не твоя болезнь. Мы покинем дворец. В безопасное место, где ты сможешь отдыхать, пока мы не будем готовы вернуться в Вазар.
Я смотрела на него, пытаясь найти в его словах уверенность, которая могла бы успокоить меня.
— Безопасное место? — повторила я тихо.
Он крепче сжал мою руку, его глаза блеснули решимостью.
— Убежище. Я знаю, что ты сильная. Но сейчас я прошу тебя позволить мне заботиться о тебе.
Его голос был тихим, но в нём звучала мольба. Он склонился ко мне, его лоб коснулся моего, и я почувствовала, как его дыхание смешивается с моим.
— Я не хочу терять тебя, — прошептал он. — Ты — моё всё.