Любимица гроз

Захарченко Александра Дмитриевна

— Нет, — резко выдохнул в её губы Игорь и накрыл их своими. Горячими, властными, жадными, требовательными… Желанными. Тело скрутило таким сильным желанием, как оголодавшего зверя, как жажда измученного путника.

И так мало всего стало: мало касаний, мало тепла и мало самого Игоря. Кажется, их одолевали ровно одинаковые потребности, потому что мужчина, опустившись коленом на пол перед сидящей в гостевом кресле Вестой, скользнул по её бедрам, обтянутым тонким капроном горячими ладонями, задирая узкую юбку к поясу и развёл её колени в стороны, протискиваясь между ними.

Глава 8

Игорь

может думать только о том, что обнажённая Веста на его столе лишь с забытой на плечах небрежно свисающей рубашкой — само очарования. Он бы её запечатлел на телефон и любовался всю оставшуюся жизнь. Накрыло обоих, будто с головой нырнули. В друг друга.

Чернова упорно борется с его рубашкой отчего — то непослушными и холодными пальцами, всё больше гладит по груди и последние две пуговицы просто отлетают куда — то на пол, мужчина слышит тихий звонкий стук по полу и ему восхитительно плевать на них.

Длинные крепкие пальцы сжимают тощее бледное бедро, и мужчина жадно давится её тихим не то вздохом, не то хрипом.

А Весте хочется сильнее, хочется больше и ярче. Веста выгибает спину и дёргает за волосы, сжимая Игоря коленями и локтями сильнее.

Втягивает его верхнюю губу в рот и, прикусив, зализывает, обводит несколько раз языком, и Заболоцкий медленно сходит с ума. Лапает везде, где хочется и, скользнув ладонью между её раздвинутых коленей, по бёдрам, теплая рука ложится на промежность, вдавливая пальцами тонкую ткань между мягких половых губ и нежно трет, пока не почувствует влагу, пока сама Веста водит по его груди пальцами и стаскивает с плеч натянувшуюся на лопатках рубашку, но плюёт на неё и оставляет приспущенной. Не мешает и чёрт с ней. Оглаживает шею и скользил пальцами на спину, до куда дотягивается.

Должно быть в её голове мелькает мысль, что на Игоре преступно много одежды, когда, огладив его бок, неловко упирается вывернутой ладонью в его живот, сразу же наткнувшись кончиками пальцев на края брюк и массивный кожаный ремень. Бросает на него взгляд, кренится немного вперед и боднув мужчину лбом в грудь, берется за металлическую пряжку. Расстёгивает с поразительной ловкостью для той, что не могла так долго справиться с пуговицами на рубашке, а затем и с молнией на брюках. Даже не вздрагивает, когда уставшая балансировать на краю папка с неизвестными бумагами таки падает на пол с громким шлепком. Восхитительно плевать на неё сейчас.

Жадные пальцы Игоря уже отодвинули ластовицу в сторону и указательный со средним со знанием дела скользнули внутрь. Веста откидывает назад голову с тихим стоном и прикрывает глаза, позволяя мужчине не столько целовать, сколько натурально вылизывать свою шею. Пока не поднимается выше, скользит губами по подбородку и накрывает её приоткрытые, уже покрасневшие от поцелуев и покусываний губы. Чернова что есть сил впивается ногтями в его плечи, и эта лёгкая боль делает для Заболоцкого всё только ярче.

Приятной тяжестью ложится в узкие ладони изнывающий без внимания член и вот тут — то Игорь готов распрощаться со своей адекватностью, потому что нежные тонкие пальчики — это приятно, но он помнит, каково это внутри

неё…

Игорь думает о том, что возможно жесткий стол не то, что заслуживает эта удивительная девушка. На её коже расцветают синяки, стоит ему лишь немного сильнее сжать пальцы, что уж говорить о грязном животном сексе на твёрдом холодном столе. Ему не хочется делать ей больно.

— Всё нормально, — выдыхает Веста в его губы и негромко спрашивает: — У тебя есть?..

Заболоцкий кивает и оторвав вторую руку от её бедра, тянется к карману своих приспущенных брюк, но Чернова его опережает и скользит пальцами в узкий карман, бросив:

— Я сама.

Вынимает фольгированный квадратик и, надорвав обёртку зубами, достаёт жирный от смазки скатанный кружочек — презерватив. Прислоняет нужной стороной к головке и раскатывает пальцами по всей длине. Не тянется к отброшенной в сторону обёртке, чтобы посмотреть, что это за линейка такая, с настолько жирным латексом и спросить не рвётся тоже, подбирал ли Игорь специально или как большинство мужчин взял первые попавшиеся. Должно быть все же первое…

Ставит на пол и разворачивает, да так быстро, что Чернова не замечает, как под животом уже прохладная поверхность стола. Упирается локтями в столешницу и привстаёт на носки, вздёрнув зад. На то, чтобы задрать сползшую юбку всего секунда. И так хочется вставить резко, ворваться в неё жарким ураганом…

Приставляет обтянутую скользким латексом пульсирующую головку к растянутому пальцами входу, надавливает и плавно входит в неё под задыхающийся сладкий протяжный стон.

Толчки один за одним выталкивают изо рта Весты стоны, услаждающие слух мужчины. Заболоцкий, нависнув над ней, сдавливает растопыренными пальцами нежные бедра и вбивается в девушку с упорством оголодавшего зверя. Сколько ночей он мечтал вновь ощутить в своих руках эту строптивую девчушку, услышать её сладкие стоны от того, что Игорь делает с ней.

Горячо, много, вкусно…

То, что надо.

Белая спина, быстро покрывшаяся мурашками и местами поблёскивающим на свету потом, манила мужчину к себе: погладить, поцеловать, прикусить тонкую кожу. Но скользнув рукой по тазобедренной кости на перёд, оглаживает подушечками пальцев гладкий лобок и скользит ниже, к раздвинутым и не просто влажным, а мокрым половым губам, нащупывая упругое маленькое уплотнение и по тому, как её ножки крупно дернулись, задрожав, он нашёл то, что надо. Поглаживает круговыми движениями, в меру и, не перебарщивая, надавливает.

Чернова под ним дрожит и просит ни в коем случае не прерываться, потому что совсем близко… Еще немного. Игорь готов поспорить, что она прикрыла глаза, в ожидании желанной разрядки. Она не пыталась себя сдерживать, она хочет этого и прямо сейчас. Чтоб с головой накрыло.

Один из особо резких толчков сталкивает её за эту грань, за которой волшебное ничто и приятная звенящая пустота в голове. Игорь над ней, кажется, матерится сквозь сжатые зубы, потому что Веста сдавливает его внутри едва ли не болезненно и даже когда обмякает под ним расслабленно, двигаться в ней всё еще затруднительно, для пульсирующего и чувствительного органа.