Любимица гроз

Захарченко Александра Дмитриевна

Вытянув руки на столешнице, Чернова, тяжело дыша, прислоняется щекой в приятно — прохладному дереву. Её совершенно не волнует, что в ней еще двигаются, вбиваются так глубоко, что дыхание перехватывает. Она ловит от этого приятные отголоски оргазма.

Игорю понадобилось еще пару минут, чтобы тоже сорваться в эту пучину удовольствия и последующего опустошения… Заболоцкий замирает глубоко внутри неё и с глухим стоном кончает.

Не спешит покидать приятной горячей тесноты и, наклонившись, таки касается выпирающих лопаток поочерёдно губами.

И как же здорово.

Здорово сидеть спустя минут пять на краю собственного стола и любоваться расслабленной девушкой в собственном кожаном кресле. Чернова лишь рубашку обратно на плечи натянула и пару пуговиц косо застегнула из предпоследних. Босые голые ножки, носочками упирающиеся в металлическую ножку кресла на колёсике притягивают взгляд Игоря. Ровно, как и изящные пальчики, между которыми зажата тонкая сигарета.

— Всё ещё отказываешься признавать, что, между нами, что — то есть? — негромко, но вкрадчиво интересуется мужчина и право слово, оторвать от удовлетворенной миловидной мордашки взгляд выше его сил.

— Ничего нет, — упрямо, но спокойно отзывается Веста, и Игорь должен признать, что даже с лохматыми волосами, искусанными до красна губами, в измятой рубашке и синяках от крепких загребущих пальцев, она остаётся неприступной королевой ситуации. Просто неподражаема.

— Почему ты так боишься отношений? — негромко и будто отстраненно, больше про пустоты, чем у девушки интересуется Заболоцкий, отлипнув от стола и опустившись на согнутых ногах перед креслом.

— Я не боюсь, — отмахивается Чернова и затягивается, прислонившись затылком к высокой спинке кресла.

— А я думаю, что боишься, — мягко возражает мужчина, обхватив ладонями колени Черновой и разведя в стороны, протискивается ближе, а Веста, кажется, и не возражает.

— Я не хочу серьёзных отношений, — выдает девушка и давится на последнем слове дымом, потому что Игорь без предупреждения, небрежно откинув край рубашки, пропихивает в неё сразу три пальца. А смазки так чертовски много, её собственной, что входят как по маслу, плавно хоть и быстро.

— Иго-о-орь, — со стоном тянет Чернова, опустив свободную руку на его плечо и впивается ноготками в кожу через тонкую ткань.

— Серьёзных? — переспрашивает мужчина, любуясь её страдающей от удовольствия мордашкой и пальцы вгоняет глубже, до тихого чавкающего звука, шлепающей по влажной промежности ладони, — А если я предложу встречи без обязательств, ты согласишься?

— Зачем тебе это? — с трудом и уже не так спокойно, как до этого, буквально выталкивает из себя слова Чернова.

— Нравишься, — выдыхает горячим почти что шёпотом в её губы, — Хочу тебя.

Веста и скулит, и матерится, но все же Заболоцкий старался не зря, потому что за секунду до того, как девушку выгнуло дугой и затрясло в волнах накатывающего оргазма, она сказала ему: «Да». Сказала — это громко, конечно, сказано, скорее проскулила.

Довольный собой Игорь, издевательски — заботливо поправил её рубашку и, наклонившись вперед и обхватив невесомо

пальцами подбородок девушки, оставил на её губах короткий лёгкий поцелуй, прежде чем забрать из непослушных пальцев истлевшую до фильтра сигарету и затушить в пепельнице, стоящей на краю стола.

Веста утешает себя мыслью, что маленькое поражение ещё ничего не значит, она отыграется… как-нибудь потом. А за окном как — то стремительно наступила ночь и снова накрапывает дождь, только стука капель даже не слышно, но очень хорошо слышно шум крови в ушах.

— Я снимаю квартиру буквально в двух кварталах отсюда, — сообщает с улыбкой Заболоцкий. А Черновой совершенно все равно. Ей бы ноги свои почувствовать и как — то натянуть на себя одежду.

В голове восхитительная пустота всю недолгую дорогу до квартиры Игоря. Веста откидывает голову на спинку кресла, остановившись у светофора. Впереди стоящая машина — Игоря, она залипает на жёлтом цвете мигающего поворотника, отражающегося в сотне прозрачных дождевых капель, усеявших глянцевый чёрный.

Сразу за поворотом жилой комплекс, в его дворы и ныряет бэха, скрывшись на миг в темноте арки. В таких дворах деревья, как клоны, до жути безопасные детские качели и почему — то нет ворчащих бабушек на лавках. Ах да, на кадастровую стоимость здешних квартир можно открыть бизнес, аренда тоже провоцирует вопросы из разряда: «Золотой унитаз?»; «Бриллиантовые обои?». Впрочем, у Черновой не было сил удивляться или задаваться этими самыми вопросами. Она остановилась на свободном парковочном месте и не успела даже отыскать свой телефон на переднем пассажирском, заглушив машину, как её дверь уже открыли, протянув руку.

— Малыш, — мягко зовёт мужчина и Чернова, вздрогнув, вспоминает, что искала телефон.

Отыскав оный, она берется за протянутую руку и выходит из машины, устало прикрывая на лице растерянность. Она не знает, что случилось в машине, будто задумалась и выпала на несколько секунд.

— Всё хорошо? — обеспокоенно уточняет Заболоцкий, изучая бледноватое лицо спутницы и, как назло, этих фонарей так много, что спрятаться в сумерках просто невозможно.

— Всё отлично, — отзывается девушка, активно рассматривая многоэтажки, на самом — то деле ни черта она не смотрела, лишь пробежалась по рыжим окнам беглым взглядом.

Если мужчина и хотел ещё что — то спросить, он не стал, покосившись на гуляющих по площадке и двору людей. Их хоть и немного, но привлекать внимание не хотелось, Заболоцкий и так подозревал, что его спутница шугалась многолюдности.

Квартира Черновой неожиданно понравилась несмотря на то, что была пустой и в холодной цветовой гамме. Ничего лишнего не раздражало глаз.

Самой оснащённой была кухня, но Веста равнодушно прошла мимо нее и гостиной с диваном и огромным шкафом, зато вот в спальню зашла. Кроме огромной заправленной кровати и тёмных тяжелых штор, больше комнате похвастать было нечем, как и всё остальное в квартире, она не отличалась заполненностью.